Время приоткрыть занавес.

Каждое утро гремящий баул Маруни, как вошедший в раж джазовый оркестр, оживлял мертвую тишину Караванной. Маруня часто срезала через нее, попутно кивая зодчим, чьи головы навеки застыли в сонном сквере. Зодчие возвели город, а Маруня еще не построила даже перспектив. Бесформенный свитер цвета ряженки выпирал из такого же необъятного красного пуховика, уже заляпанного чем-то в метро. Но наспех укомплектованное макияжем лицо и любопытная челка, высунувшаяся из-под берета, все-таки напоминали городу – королева идет. Или еще лучше – императрица. Маруня Первая.

Под мышкой правой руки Маруня несла раскладной рыбацкий стул. Представить только – вот она триумфально спрыгивает на лед Фонтанки, достает коловорот и легким движением удочки ловит из лунки огромного тунца, который чудом заплыл в городскую акваторию из финских озер. Но нет, тот самый баул, будто оживший ворох мыслей, вцепился в Маруню и никак не хотел отпускать.

Маруня вышла на площадь Белинского перед цирком и увидела на огромном плакате дрессировщика в обнимку с двумя амурскими тиграми, которых за утро занесло снегом. Неважный будет день. Стул как чугунный, да и товара по самую грудь. Успокоить некому. Только северный ветер, будто оправдываясь перед Маруней, не пытался сдуть ее с земли, а легко целовал в лоб и нос.

Из дома, окнами выходящего на площадь, на неопознанный объект в красном уставился безымянный первоклассник. Пока яичница еще только зачиналась в сковородке, а руки не прятались в карманы куртки, он разминал зрение. Отвлекся на утренний телевизор. На площади никого нет. Посреди лежит маленькая фигурка. Птичка. Следы. Еще одна птичка. Мама, клянусь, это был Дед Мороз! Только мешок у него почему-то дырявый.

У Инженерного замка Маруня снова остановилась. Вдох-выдох-вдох. И правда, стало почему-то легче.

Она работала на Чижика. На пятикилограммовую бронзовую фигурку, скромно прячущуюся от людей рядом с Первым Инженерным мостом. Появившуюся не то из-за пошловатой студенческой песенки, не то из-за пыжиковых шапок, которые эти студенты носили. Какое-то училище… Бог с ним, с училищем. Чижику не нужна была историческая правда, ее придумали экскурсоводы. Чижику не нужна была реклама, ее давно сделал город. Да и манна небесная в виде монет, падающих на миниатюрную голову ежедневно, ему тоже была не нужна. Но вот Маруня ему зачем-то понадобилась, и Чижик дал ей работу. Человек не дал, а памятник – запросто. Петербург.

Маруня быстро соорудила полочки и начала расставлять на них, как на нотном стане, чижиков-пыжиков – из пластика, металла, глины. Пачка ценников, лежащая в одном из многочисленных карманов, не пригодилась – зачем мусорить при сильном ветре.

Завидев идущих мимо ограды Летнего сада трех легко покачивающихся мужчин, Маруня засмеялась. Золотодобытчики идут. Если бы можно было сравнить их с гайдаевской тройкой, то самым бывалым был, несомненно, Олег. Укротитель петербургского климата весь год носил кепку, аккуратно прикрывающую лысину, и кеды, но не забывал, когда нужно, утепляться бабушкиными шерстяными носками. Но голос у него был всегда хриплый – простуженный, не прокуренный.

Привет, Олежка! Как бабуля? Я ее с Днем снятия поздравляла, звонила. Опять носки тебе связала? Сегодня без презентов, прости. На следующей неделе вот такую, смотри – вот такую! – рыбку обещаю, мне на рынке оставят.

Олежка, как и Маруня, – когда работал, а когда как. Когда двухтысячные еще только подкрадывались, он уже доставал с антресоли длинную веревочную лестницу, напоминавшую об актерском прошлом, лопату, ведро и ходил грабить фонтаны и памятники. Правда, этот способ работал только зимой, когда поверхности, по которой можно ходить, в городе становилось больше. Дирижерский взмах руки – и вот лестница устремляется прямо к Чижику, а там – рой мелочи, оставшийся после вчерашнего дня. Летом все доставалось водолазам, у них была оборудована специальная сетка, а зимой – всем желающим. Смотри, Марунь, деньги лопатой гребем! Да, Мария стала Маруней именно с легкой руки лучшего друга.

Маруня смотрела на монетки, которые одна за другой прыгали в совок лопаты, и вспоминала маму, которая всегда говорила «копейка рубль бережет», а потом умерла с нулем в сберкнижке. Вспоминала, как падали с высоты телефоны, хозяева которых пытались сделать селфи и с собой, и Чижиком. А я по хвостику попала, это считается? Считается. Какая я умница.

Вспоминала, как одна пара, пытавшаяся разбить бокал шампанского о клюв Чижика, вдрызг разругалась и уже готова была развестись, если бы не еще одна попытка злополучного селфи кого-то из свидетелей, падение в воду и триумфальное спасение.

Зимой, когда туристы не стремились покидать свои дома, у Чижика было гораздо тише. Иногда ненадолго образовывались кучки, но быстро рассасывались. Поэтому Маруня носила в отдельном кармане свое главное оружие от скуки – наушники-капли. Правда один наушник уже начал барахлить, да и красный проводок в одном месте показался на свет. Поэтому Алле Пугачевой пришлось приложить немало усилий, чтобы достучаться до Маруни. И все же Алла затянула свою неторопливую балладу о любви и разлуке. Маруня легко покачивала бедрами и заводила ногу за ногу, подпевая: