Шрифт:
Желанная любовь, заветная мечта,
Охваченный тоской, ни на кого не глядя,
Рассеянно твердит: обман, мираж, не та…
Но было, было всё! Друг друга с полуслова
Они без лишних фраз умели понимать.
Он изводил себя, начать пытаясь снова,
До судорог страшась миф призрачный терять.
Они ещё пройдут по пройденному кругу:
Свидания, цветы, объятия и сны…
Случаясь с каждым днём всё дальше друг от друга –
Всё больше холодны, всё менее честны.
А женщина, любя, привыкнет постепенно
Прощаться каждый раз натянутым «Пока!»
В его объятьях млеть и знать одновременно,
Что скоро он уйдёт, уже наверняка.
И он ушёл, когда ни жестом не держала.
Опять вступив на путь, с которого свернул.
Стремясь вперёд, где ждёт образчик идеала!
А впереди лишь мгла. Господь свечу задул.
9. Сяо-чу. Воспитание малым.
Сырая, холодная камера,
Решётка вместо окна.
И сердце давно уже замерло,
В паденьи достигшее дна.
Но вера не терпит косности,
Источник её вовне.
В страданиях, богом ниспосланных,
Она совершенна вполне.
Шаги в коридоре, на лестнице…
Всё ближе и ближе палач.
Из горла измученной пленницы
Вдруг рвётся наружу плач!
Но воля питается верою.
Под пытками хохоча,
Упрямо твердит: «Я верую!»,
Смеясь в лицо палачам.
Монахи и инквизиторы
В бессилии прячут взор.
С их душ, тёмной злобой пропитанных,
Не смыть пораженья позор.
При свете растущего месяца,
Под небом, что бог распростёр,
Несломленной духом прелестница
Несёт свой триумф на костёр.
10. Ли. Наступление.
Как я привык смотреть на вещи постоянно,
Как закоснел в своих иллюзиях и взглядах.
Почти забыв о том, что поздно или рано
Любая сказка воплощается в обрядах.
И всё отчётливей неудовлетворённость.
Всё незначительней общественное мненье.
Зато растёт от часа к часу убеждённость,
Мои возможности не ставя под сомненья.
И вот он Я: в своей готовности спокоен,
В своей решимости величествен и ясен.
Стою, отбросивший смятение пустое,
Не захлебнувшийся в болоте мудрых басен.
А всё же страшно, чёрт возьми, идти вслепую!
Вдруг не поймут, вдруг не дождутся, не откроют?
И оттого сам на себя порой ору я.
И, что греха таить, частенько матом крою.
Но, слава космосу, пройдя чрез все обряды,
Смешав собой в коктейль вживлённых знаний части,
Я наступаю, в пыль и прах круша преграды,
За горизонтом в общем различая счастье.
Вперёд! Вперёд! Вперёд! Во мглу рожденья света!
Я обозначил путь, и сам расставил вехи.
Не упаду, вопрос оставив без ответа.
Бегу, покуда не сомкнуться сами веки.
11. Тай. Расцвет.
Прелестница чудесным майским утром от неги сна уютного очнулась.
Так мило и изящно потянулась,
Отдав постели тела тёплый след.
Росой полей ромашковых умылась. Очам галактик силуэт поправив,
Оделась в платье цвета летних правил
И причесала хвостики комет.
И даже сумасшедший мегаполис, и даже люди – хмурые толпою –
Забыли всё, что было в них плохое
И улыбались, глядя ей во след.
И даже тучи, скрывшие вдруг солнце, и даже дождик, прыснувший некстати
Добились лишь, что смоченное платье
Подчёркивало стройный силуэт.
А в мире не осталось злых ироний, обиды обернулись пустяками.
Беда и злость растаяли снегами,
Любовь и состраданье обнажив.
Но день угас. Красавица уснула, в постели разметавшись утомлённо.
А мир, её сияньем обновлённый,