Крестьянин смотрел на Прокла Петровича ясным, уверенным взглядом:

— Таковое видение пророка Даниила. Для нас следовает, что овен — это казак. А козёл — пахарь, к примеру, как я: пришлец из Орловской губернии. Вот и поймите, чья будет победа!

Байбарин старался спрятать волнение:

— А про башкир почему не поясняешь?.. как они голодают…

Мужик презрительно обронил:

— У них зимой от бескормицы лошади, овцы, как мухи, дохнут! И сами башкиры — старики — бывают чуть живы.

Прокл Петрович со строгостью сказал:

— На месте их пастбищ — чужая пашня! — и попросил Библию. Найдя нужное, прочёл: — Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что другим не остаётся места, как будто вы одни поселены на земле.

Хозяин взял у гостя книгу, въедливо перечитал, лукаво улыбаясь. Думал: «Видать, было у тебя не менее полтыщи десятин. Притеснял голытьбу, батраков голодом морил, а как отобрали землю — Бога вспомнил! Обличения покаянно на самого себя читаешь — авось Бог простит, и вернётся земелька».

Поутру он потребовал с постояльцев раза в четыре больше, чем, с учётом дороговизны, прикидывал Байбарин. Тот хмыкнул:

— Я ожидал — втрое запросишь, а ты похлеще хват! Таких денег не дам!

Поселянин не удивился. Глянул на своего батрака, что возле хлева точил вилы, кивнул на закрытые ворота.

— Не отопру! Хотите — перелезайте и идите пешком жаловаться вашим. Пущай меня накажут! Но есть и другая власть, за ней — вся Россия!

Прокл Петрович поморщился и швырнул деньги, желая как можно скорее уехать. Сколько уж раз пришлось ему испытать это жгучее, тяжёлое чувство. Скорый отъезд — средство, которое и в былые времена помогало утишить безысходную душевную тошноту.

Надо заметить, Прокл Байбарин вообще был охоч путешествовать. Его детство проходило близ Балтийского моря. С первой поездки, в которую взял его с собой отец, помнится чистая мощёная дорога, могучие частые дубы по сторонам, красивые витые из медных прутьев ворота, громадная красновато-бурая, с белым пятном на ляжке корова, её набухшее розовое вымя. К отцовским дрожкам подошёл дородный господин, обутый в башмаки с жёлтыми гетрами, одетый так богато и с такими закрученными усами, что мальчик решил — это сам барон, к которому у отца есть дело. Неожиданно господин снял шляпу и почтительно поклонился. То был старший слуга барона…

Отец Прокла, по происхождению казак, способный образованный человек, служил в гарнизоне Риги, занимаясь его продовольственным и вещевым обеспечением. Старшего Байбарина снедал страстный интерес к тому, как ведут хозяйство лифляндские землевладельцы, он ненасытно восхищался их плугами, боронами. Негодовал, что в России убеждены, будто «Европа нашим хлебушком жива».

— Не хотят и знать, что, к примеру, в Восточной Пруссии с нечернозёмных бедных земель берут урожаи прекрасной пшеницы, неслыханные для российского тучного черноземья!

Когда отцу приходилось съездить по делам в Россию, он возвращался чуть не в нервном расстройстве:

— Отдельные люди стараются, но косность и головотяпство зажимают прогресс. Куда ни глянь — всё то же неустройство. Чем дольше живёшь, тем гаже становится.

Сталкиваясь с очередной «гадостью», Байбарин-старший бывал упрямо-непримирим. В полковом хозяйстве голодных бычков выгнали пастись, не позаботившись сначала сводить их на водопой. Паслись бычки в зарослях отавы, наелись этой грубой травы — и животы у них вспучило. Животные погибли. Их мясо местное начальство велело отправить на солдатскую кухню.

Узнав об этом, Байбарин, как и при других подобных случаях, «раздул» дело… Он мешал сослуживцам жить, слывя «чистоплюем», «ходячей занозой», «злостником». В конце концов обзавёлся влиятельными врагами, и его вынудили уйти в отставку. Перебравшись с семейством к себе на родину в Оренбург, искал место управляющего у здешних капиталистов. Наружно не набожный, в глубине души продолжал верить в «честный пример» и возможность «хорошего и правильного жизнеустройства». Он вчитывался в Библию, стремясь по-своему уяснить её образы и притчи (чем подал пример сыну), остро интересовался людьми, которым вера помогала «держаться смысла» среди «неразрешимости явлений».

К нему между тем приглядывался, наводил о нём справки богатый купец-старообрядец. Взяв Байбарина на службу, убедился, насколько полезен этот многоопытный, умелый в делах и притом не крадущий человек. Тому, в свою очередь, стали симпатичны «не потерявшие устоев» старообрядцы, он принял их веру.

Однажды на Пасху, когда Байбарин выходил с купцом из церкви, тот неожиданно объявил:

— За честность даётся вам, раб Божий Пётр, награда!

Он знал о мечте управляющего: накопить денег на покупку имения и устроить образцовое хозяйство. По-видимому, несмотря на всё тщание в трудах, тому недостало бы века — заработать необходимую сумму. Но купец помог, и около станицы Изобильной были приобретены тридцать семь десятин земли. Пётр Байбарин, будучи уже пожилым, успел поставить в станице дом, как заболел горячкой (ею в обиходе именовали воспаление лёгких). Подняться ему не довелось.