– А вот и нет!

Мужик открыл дверь и остолбенел. Хоть я и успел заправить рубашку в брюки, картина была маслом. Тётка стояла рядом со мной и стряхивала с рубашки грязь, которую можно вывести разве что кипячением. Я невпопад помогал. Мы старались успокоить дыхание, которое выдавало с головой и, не отрываясь, наблюдали за лицом мужа.

– Это что такое… как понимать?– его лицо с каждой секундой наливалось ярким багрянцем.

– Да ты понимаешь, мне…

– Какого… ты привела сюда этого бомжа?!– мужик пока не двигался и было время поискать пути отступления. Я человек здесь чужой, главное – уйти без потерь.

– Мне стало жалко его, понимаешь? Он лежал на лестнице такой… такой… такой беспомощный!– искренность тётки меня поразила. А вот её мужа не очень.

– Я спрашиваю: какого, блин, хрена ты привела в дом этого урода?

– Ну, не уродливей некоторых…– насупился я. Оскорбление меня задело.

– Ты вообще, блин, заткнись, я с тобой потом разберусь. Я последний раз спрашиваю: какого?

– Так, я уже ответила… вроде.

– Действительно,– вместе с тёткой усомнился я в нормальности слуха её супруга.

– Заткнись!– это мне.– Ты же грязная проститутка!– а это уже ей.– Водишь в дом мужиков, пока я вкалываю, блин! И ладно бы нормальных, а то бомжей да алкашей. Вчера был сантехник, позавчера, блин, электрик! Сегодня кто?

– Не знаю,– она посмотрела на меня с неподдельным изумлением. Действительно, я забыл представиться, но сейчас не лучший момент для знакомства.– Я же говорю: мне его просто стало жалко, и я предложила ему немного подлечиться…

– Подлечиться?!– взревел мужик.– Ты это так называешь, блин? «Подлечиться»! А со мной у тебя, блин, профилактика?

Я невольно подумал, что мужика, где бы он ни работал, за спиной наверняка называют «блином». От его криков у меня снова начала болеть голова.

– Ах, та-ак!– тётка вдруг превратилась в фурию с горящими глазами.– Значит, я шлюха, да? Шлюха?!

Она забегала по комнате, круша все на своем пути. Пострадал даже телевизор, который она усилием воли спихнула с тумбы на пол. Особенно жаль мне стало бутылку водки, которую она размозжила о стену. На излёте эмоций тётка принялась за диван. Правда, не знала, что с ним делать. Подвигала его, попинала, что не принесло ему особо вреда. Тогда она стала прыгать на нём, как дитя малое, приговаривая:

– Я шлюха, да? Шлюха?

Наблюдая за тётенькой, я совсем забыл про её мужа. Когда вспомнил, он уже исчез из поля зрения и чем-то шуршал в коридоре. Дело плохо – пошёл за успокоительным.

Очередное бранное слово застряло у тётки в горле, когда она увидела направленное на неё дуло ружья. Не издав больше ни звука, она без чувств шлепнулась на диван, и стало тихо.

Почему её ещё ни разу не номинировали на «Оскар»?

Мужик направил берданку на меня, прицелился. Я постарался его образумить:

– С такого расстояния можно разве что по комару промахнуться.

– Не указывай мне, блин,– судя по сокрушённому тону, стрелять он явно не собирался.

– Я к тому, что можно красиво, не целясь, прострелить мне ногу. Или руку. Потом поиздеваться надо мной, покромсать и выбросить в мусорный контейнер, как какой-нибудь пакетик из-под чипсов.

– Заткнись, блин!– он демонстративно взвел курок.

– Хочешь правду?– я неспешно пересёк комнату и плюхнулся в кресло.– Мне всё равно, где бродить: в этом мире или где-то ещё. Убьёшь ты меня или нет – в любом случае удовольствия ты не испытаешь.

– Что у тебя с ней было?– его тон слегка смягчился.

– Что может быть у этой святой женщины с незнакомым человеком, ещё пару минут назад валявшемся на лестничной клетке?

– Но ведь она тебя пригласила!

– Ну и что? Она же объяснила – из жалости. Напоила меня сначала рассолом, потом дала похмелиться. Что в этом такого?

– А то, что ты – грязен, пьян, вонюч и кроме отвращения ничего вызывать не можешь!