Спор между Планком и Махом является наглядным примером теоретико-познавательных дискуссий о методе в новейшей физике. Спор, который обе стороны вели с язвительной остротой, не позволяет, однако, рассматривать его как борьбу между материализмом и идеализмом, что было бы слишком грубым упрощением. Планк выступает и против идей Маха, ничего общего не имеющих с идеализмом.

Так, он утверждал, что с точки зрения физики совершенно неприемлема "упорно защищаемая" Махом мысль о том, что относительности всех трансляционных движений - всех движений, при которых тело перемещается, не оборачиваясь вокруг своего центра тяжести, - соответствует также относительность всех вращательных движений. Именно эта "совершенно неприемлемая" идея стала одним из главнейших источников общей теории относительности; она оказалась ценной по меньшей мере в эвристическом отношении, что неоднократно подтверждалось самим Эйнштейном.

Уже по этой причине Эйнштейн не соглашался с безоговорочным осуждением Маха. Он считал критику Планка "в высшей степени несправедливой" и осудил огульное отрицание Планком всех попыток своего австрийского коллеги выяснить теоретико-познавательные основы физики. "Я и сегодня не могу еще постичь, писал он Маху, - как Планк, которого я уважал больше, чем кого-либо другого, мог проявить столь малое понимание Ваших устремлений".

Первая мировая война оказалась для Планка, возглавлявшего ведущий немецкий университет, тяжелым испытанием. Он был неопытен в вопросах практической политики и действовал с позиции "благородной наивности", по меткому замечанию Лизы Мейтнер. При ясности побудительных причин собственных действий он чувствовал себя неуверенно, наблюдая борьбу крупной буржуазии за власть. Поэтому его политические прогнозы редко сбывались. Действительность, как сказал Лауэ, почти всегда оказывалась противоположной тому, о чем "пророчествовал" Планк. Об этом же свидетельствует Эйнштейн, утверждавший, что Планк понимает в политике "не больше, чем кошка в "Отче наш"".

Летом 1914 года в Германии начался разгул националистических страстей. Со светских и церковных кафедр войну приветствовали как своего рода освобождение. Евангелистский теолог Дибелиус в 1916 году писал: "Свершилось! Невыразимая духота последних июльских недель 1914 года была развеяна освободительной грозой. Начало войны отмечено знамением великого божественного откровения. Бог явился немецкому народу! Немецкий народ через грозовые тучи войны увидел пылающие глаза живого бога, устремленные с неба на землю. Он узрел божественное откровение!"

Профессора Берлинского университета, задающего тон среди учебных заведений Германской империи, в большинстве своем считали своим патриотическим долгом собирать остальных немецких ученых под знамена военного воодушевления. Особенно усердствовали представители гуманитарных наук. Ноне остались в стороне и естествоиспытатели. Известный химик Фриц Габер завоевал себе печальную славу изобретателя газовой войны и создателя химического оружия.

Под давлением обстоятельств летом и осенью 1914 года в высказываниях Планка стали встречаться мысли и слова, которые сегодня неприятно поражают. Он говорил о "вздымающемся к небу пламени священного гнева". Он приветствовал день объявления войны как день, в который немецкий народ "вновь обрел" самого себя. Он возносил хвалы студентам и молодым ученым, "целыми толпами" покидавшим аудитории и институты, чтобы добровольно вступить в армию, заявляя, что смерть на поле боя - "драгоценнейшая из наград", которые может получить молодой ученый.

Конечно же, Макс Планк поставил свою подпись под воззванием 93 немецких интеллигентов в октябре 1914 года, под этим печально известным свидетельством политической слепоты и беспомощности, о котором сатирик Карл Краус сказал, что до полной сотни подписавшихся не хватило лишь семи швабов (Игра слов: "Schwab" (разг.) - глупец.).

Подобно Рентгену и Эмилю Фишеру, Планк подписал это заявление, не ознакомившись предварительно с его содержанием. Впоследствии он глубоко сожалел об этом. В письме к Лоренцу он старается смягчить неприятное впечатление, которое произвела именно его подпись на многих ученых за границей. При этом он выразил надежду на то, что удастся уберечь сферу духовного и нравственного, которая лежит "по ту сторону борьбы народов".

Война для Планка была "мировым пожаром, разожженным стрелой молнии", которая ударила из "набежавших вдруг тяжелых политических туч". О социально-экономической подоплеке бойни народов, подготовленной империалистическими державами, Планк знал так же мало, как и большинство немецких профессоров. Он верил, что речь идет о справедливой борьбе в защиту святых ценностей нации.

Вскоре война, которую ученый благословлял с высоты академической кафедры, предстала перед ним во всей своей ужасающей реальности. В жестокой битве за Верден в мае 1916 года был смертельно ранен его старший сын.

Однако ни тяжелые личные переживания, ни картина продолжающегося безумного истребления людей не поколебали "патриотической" позиции Планка. В январе 1917 года - в разгар "брюквенной зимы", которая притушила пламя военного подъема среди широких масс, - он вновь выступил перед Академией с речью о немецкой чести, которую следует защищать, и о железной воле к победе. В апреле 1918 года, в дни празднования его 60-летия, снова вспоминали о "героях там, на фронте", которые борются за благо отечества.

Даже если принять во внимание, что Планк как представитель Берлинского университета и Прусской Академии наук был вынужден пойти на определенный компромисс с милитаристскими настроениями, то ничто не принуждало его через четыре года после бесславного заката гогенцоллерновской монархии в своем докладе на конференции естествоиспытателей в Лейпциге выражать сожаление о том, что княжеские фамилии лишились трона и что "блистательная сухопутная и морская оборона" сломлена.

Это было продумано и сказано в духе и стиле прошедшей эпохи и отчетливо показало, как глубоко укоренились в сознании великого ученого недобрые политические предрассудки немецкой буржуазии и как мало он - в отличие хотя бы от Эйнштейна - понимал смысл преобразований, начавшихся в мире после Великой Октябрьской социалистической революции.