Шрифт:
– Наташ…
Она открыла глаза.
– Пойдем потанцуем.
Кассета включилась, но – фальстарт, не с самого начала песни, еще пять секунд на перемотку.
Я дотронулся до ее запястья, тонкого и в темноте особенно молочно-белого. Она отдернула руку.
– Не пойду я. Устала. И ты ж танцевать не умеешь.
– Ну да, гм, но если медленный…
– Фиг тебе. Я устала. Еще кого-нить пригласи, герой.
– Да и ладно, – чуть не крикнул я. – Да на фиг нужна вечеринка эта ваша… «огонек», блин.
«Ваш». Я-то как раз один из тех, кто всегда активно «огоньки» продавливал.
Ладно, все равно домой пора. Выпили, поплясали, хорош уже. Еще, правда, восьми нет, а раньше девяти нас не выгонят. Но все равно. Иду на принцип.
И ушел, как тогда говорили, по-английски.
Решил перед домом заскочить к Лёне (кстати, вдруг у него какой-нибудь ликерчик есть прикольный?).
– Лёнь, – сказал я ему с порога, – выпить есть?
– Ты чего это? – Его брови полезли вверх, сморщив бледный лоб в гармошку.
– Да так, настроение. Коньячку не накапаешь?
– Так, заходи.
В квартире у него мне стало жарко. Лицо горит. И дышать трудно. Из стоваттных динамиков тихо пищал какой-то колючий блюз с завываниями губной гармошки.
– Кто играет, Лёнь?
– Мадди Уотерс, но об этом позже. Ты чего это, нажраться решил, что ль?
– Не, говорю, я меру знаю. – Я вдруг икнул.
– Понятно. Сейчас тебе чайку заварю. Покрепче.
– Не, ну какой, блин, ч-чай, йик…
– Индийский. Краснодарского не держим. А то мать тебя такого выдерет ремнем.
– Н-не выдерет, я взз-росс-лый…
– Угу, заметил.
Лёня ушел на кухню. Я попытался вслушаться в Мадди этого Уотера или как там его и постучать ногой по паркету в такт. Типа, мне нравится. Стянул свою белую водолазку с горлом, забыв, что под ней старая майка-алкоголичка.
– Оголяешься? Правильно! – Лёня вошел, держа в руке гигантскую дымящуюся кружку.
– Лёнь, – спросил я, отхлебнув, – а вот если девочка с тобой то вежливая, то грубая, это что значит?
– Ну как минимум неравнодушна. Но вообще что угодно. Женщины, понимаешь ли!
– Понимаю, – кивнул я.
Он снова усмехнулся:
– Хорошо, если понимаешь.
– Лёнь, – я поглядел на него, – а ты чо не женат?
– А зачем? – Он поморщился. То ли вопрос бестактный, то ли тема надоела. Или не понравилось, что я вдруг начал что-то такое выпытывать?
– Все ж женятся.
– Угу. А потом разводятся. Ни себе ни людям в итоге.
– Что ни себе? Ты про кого?
– Про вообще. Короче, на ком я хотел жениться, та за меня не пошла.
– А другая?
– А на другой не хотел. А вообще рано тебе о таких вещах думать. К счастью для тебя. Живи и радуйся. Еще наешься всего этого.
– Порадуешься тут, когда «банан» по химии в четверти маячит.
– Это не самая большая проблема в жизни. – Он кашлянул. – Хотя, конечно, ничего хорошего. Если ты, допустим, на химфак собираешься.
– Не на химфак.
– Тогда успокойся. Ты не дебил, и трояк тебе уж как-нибудь нарисуют. Никому не нужны выпускники с годовыми двойками.
– Фиг их знает – они вредные такие, учителя наши.
– Не настолько, насколько ты думаешь. Всех волнует личное благополучие, а не чужие проблемы.
– Лёнь, а «неравнодушна» – это, скорее, хорошо или, скорее, плохо?
– Это – шанс! От любви до ненависти, как говорится…
«Чифирек» Лёнин меня правда как-то в чувство привел. Мать ничего не просекла. Я сразу лег, но долго ворочался. Голова болела. Раз пять вставал попить из-под крана холодной. Стук в висках не унимался. Думал про Ламу и ее на меня наезды. Герой и все такое. А чего она от меня ждет-то? Чего вообще они от нас ждут? Девочки от парней, в смысле? Что мы будем эдакие рыцари? А сами-то они кто, блин, дамы, красавицы? Всему свое время, правильно Лёня говорит. Да, вы не красавицы, мы не герои, вы – губы красите, мы – матом кроем… Вы одеваете… нет, обуваете… нет, задеваете! мамины босоножки, мы же не вышли ни ростом, ни рожами… Ладно, сойдет для начала. Поэма о девушках десятого бэ. Ее б прочитать на Восьмое марта. Валяев бы прочитал круто, у него бас, а кривые рифмы мои никто не заметит.
Утром я вспомнил стишок и покраснел. С Ламой не разговаривал до одиннадцатого класса, когда все уже давно забылось.
Лёня уехал в Ленинград. Ленинград тогда же переименовали в Санкт-Петербург. Там, в Питере, он прижился. Я окончил школу, институт, пошел работать и так далее. А блюз так и не полюбил.
Дарья Протопопова
Родилась в Москве. Окончила РГГУ, кандидат филологических наук (МГУ), обладатель докторской степени по английской литературе Оксфордского университета. Член Союза писателей Москвы. Лауреат премии Gordon Duff Prize за работу о переводах Л.Н. Толстого (2008). Автор книги о роли русской литературы в творчестве ВИРДЖИНИИ Вулф: Virginia Woolfs Portraits of Russian Writers: Creating the Literary Other (2019). Победитель конкурса «Путь в литературу» Союза писателей Москвы (2018).