Во рту и желудке дела обстояли не лучше. Будто стадо коней нагадило. Словно мало им было моей растерзанной души, моего разбитого сердца и растоптанных мечт. Непременно нужно было нагадить еще и во рту.

События предыдущего вечера вспоминались с трудом.

Кажется, мы неплохо покувыркались с гостьей. Затем нам показалось мало. Идти в дежурный магазин не было ни сил, ни желания. Догонялись спиртом из аптечки, затем моим одеколоном и Дашиной туалетной водой.

В койке она тоже оказалась что надо. Комсомолкам многому стоило бы поучиться у клиентки. А уж как она пила!

Да, пить… Боже, как же мне хреново! И как хочется пить!

Едва различая мир сквозь слипшиеся веки, я доковылял до приемной и присосался к чайнику. Жизнь возвращалась в меня вместе с теплом кипяченой воды. Теплой, как моча, но от этого не менее мокрой и вкусной. Поразительно, насколько живительным вчера был алкоголь и насколько живительна сегодня простая вода!

Поперхнувшись, когда в горло полетела накипь со дна чайника, я прокашлялся и вернулся в офис. Здесь царил настоящий кавардак! Все шкафы распахнуты, все бумаги разбросаны по полу. Неужели, после секса мы решили прибраться в конторе, но перед этим – устроить в моем бардаке еще больший бардак?

Черт подери! Ни черта не помню!

Красотка, в одних кружевах, сидела на кресле, том же, что и вчера, повернутом к окну. Сидела совершенно неподвижно. Или она еще спала, что крайне неучтиво, или крепко задумалась, что после выпитого минувшей ночью попросту невозможно.

– Эй… – позвал я.

Как же тебя зовут? Вообще не помню! И называла ли она свое имя? В договоре должно быть… да попробуй, найди его в таком бедламе!

Я подошел ближе…

Клиентка равнодушно смотрела в окно. На ее прекрасном личике, исполосованном тенью от жалюзи, застыло безразличие, а под левой грудью зияло три окровавленных отверстия, через которые жизнь покинула молодое тело. Тело, доверившееся моему опыту, моим навыкам и рекомендациям почившего генерала. Сам пистолет – мой же Вальтер, с глушителем, валялся по правую сторону от кресла.

Мне, конечно, тоже хреново, но не настолько! Безусловно, это очень мило с ее стороны – позаботиться о глушителе, чтобы не разбудить меня. Но стреляться, подписав контракт… это, я считаю – самое настоящее свинство!

Хотя… нужно очень сильно хотеть умереть, чтобы выпустить в себя целых три пули!

Я засмолил сигарету и, смахнув разбросанные на столе бумаги, присел на краешек. Все это дерьмо слишком хорошо начиналось, чтобы хорошо закончиться!

Из коридора донеслись тяжелые, как удары молотка по крышке гроба, шаги. Кто-то еще торопился насладиться беспорядком в моем офисе. Найдя среди мусора никелированный отблеск фляги, я похлопал горлышком по ладони, вытряхивая остатки виски и жадно слизал горькую, подобно слезе, каплю алкоголя. Вот и помянул девчонку.

– А, гражданин бывший товарищ капитан! То-то я чую – адрес знакомый.

В контору ввалился Ковалев. Мой бывший коллега. Раньше тоже был капитаном, но сейчас щеголял в майорских погонах. Его сопровождали двое мордатых сержантов в сапогах и галифе. Многовато незваных гостей в последнее время. Глядишь – скоро стану совсем популярным, автографы раздавать начну.

– Это не я! – поспешил заверить я.

Сам не знаю, что я имел в виду. Или кавардак, или труп. Но, в любом случае, я был честен, к тому и другому непричастен.

– Ну-ну…

Милиционер дважды обошел кресло с усопшей красоткой. Вынув из кармана авторучку, поднял с пола Вальтер и понюхал ствол. Излишне. Я чувствовал запах пороха даже с трех метров. Все указывало на то, что девушка застрелилась именно из моей пищали.

– Разбогател, Котов? На дорогих шлюх потянуло?

– Вот от кого, а от советского милиционера не ожидал, – прохрипел я, снова прокашлявшись. – Чтобы комсомолку шлюхой назвать!

– Да какая она комсомолка в таком наряде? – ощерился Ковалев. – А! Я все понял! Ты не разбогател! Наоборот – денег не хватило расплатиться и ты решил ее прикончить! Некрасиво. Порядочный человек просто выкинул бы девчонку из окна…

– Все совсем не так! – возразил я.

– Не так? Только не говори мне, что вы читали Ленина, вдруг поспорили о материальном социализме и ты, не найдя доводов в силу своей безграмотности, решил пальнуть в оппонента. Ах, да… перед этим ей стало жарко и девушка решила раздеться. А потом ты одумался и инсценировал самоубийство! Так что ли, Котов?

Мне самому не давала покоя мысль, что здесь что-то нечисто. Вчера клиентка совершенно напротив – хотела жить. Наняла меня для охраны своего тела. Недурного, стоит отметить, тела! Где-то, в этом бардаке, похожем на мою беспутную жизнь, погребен договор ей же подписанный…

И тут меня осенило! Конечно же! Блондинка подписывала договор левой рукой! Она – левша! А пищаль лежала с правой стороны кресла! Даже такому клиническому идиоту, как Ковалев, порой стучатся в пустую черепушку дельные мысли. Разумеется, кто-то инсценировал самоубийство Кашнир. Кто-то, кто не знал, что она – левша!

Воодушевленный идеей, я вскочил со стола.

– Это – убийство! – вскричал я.

– А вот тут я с тобой согласен, – кивнул майор. – Кикнадзе!

– Я! – откликнулся сержант.