– Всё равно мне это кажется достаточно спорным, – развёл руками Элестар. – Сейчас вы, Азарь, как-то уж слишком издалека зашли… И давайте ближе к делу. Я уже даже не помню, с чего всё началось.

Азарь улыбнулся.

– Мы можем спорить и разбирать частности довольно долго, но с общей тактикой разбойников вы согласны? Согласны, что всё выглядит примерно так?

Синод покивал.

– Здорово! – воскликнул ересиарх. – Я действительно очень рад. А теперь вернёмся к нашим баранам. Взять даже отдельный сегодняшний день. Что мы видим? Один заключённый в пыточной, где сама по себе атмосфера, ну, прямо скажем, угнетает. И узник здесь один, а против него – лучшие воины мира, палачи и подпалачики, целый Священный Синод. – Азарь развёл руки в стороны. – Магия! То есть понимаете? Это же демонстрация численного и оружейного превосходства в чистом виде! Далее, эффект внезапности – кто бы мог подумать, что сегодня вы выведете против меня сорок лучших воинов мира и всю мощь начертательной магии? Признаюсь, это поразило моё воображение. Вы нанесли по мне удар, вы меня разоружили, лишили единственного рычага давления на вас – возможности улизнуть из собственного тела. Но я не сдался, я не принял оборонительную позицию, а пошёл в атаку. Поэтому вы испугались, и отступили, и выпустили инициативу. Никто никогда не вёл с вами себя так, как я. Поэтому вы не знаете, как реагировать, вас этому никто не научил. Поэтому вам страшно. Вы сбиты с толку. Но вы вынуждены считаться с моими желаниями, поскольку понимаете, что я пойду до конца. А ещё вы чувствуете во мне это самое волшебное чувство – чувство собственной правоты. Которого у вас нет, потому что для поддержания величия вашей религии вы вынуждены делать то, что она осуждает.

Повисло молчание. Члены Синода в большинстве своём смотрели на ересиарха и не могли вымолвить ни слова. Адвокат дедера Илия гневно испепелял его взглядом. Жирный боров, похожий больше на слободского дурачка, чем на главу высочайшей организации Горнего, что-то сосредоточенно писал на пергаменте перед собой.

– Вы правы, что сбили нас с толку своим поведением, – вдруг тихо произнёс Элестар. – Сам по себе это прелюбопытнейший случай, и мне доставит истинное удовольствие записать его в анналы Храмовых скал. Но вы ведь не могли быть достаточно уверены, что мы поведём себя именно так, а не вздёрнем вас тут же за дерзость. Всё это было очень рискованно. И напротив, ваше искреннее желание сотрудничать, быть может, могло бы сохранить вам жизнь.

– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, – пожал плечами ересиарх.

Азарь поднялся и встал в центр пентаграммы. Сев на колени, он попытался локтем стереть одну из граней луча, но не вышло.

– Да, – задумчиво протянул ересиарх. – А перед Илией я извинился за то, что хотел сказать далее: что подобный идиот никогда бы не стал ни моим учеником, ни помощником. Прости, Илия, прости, мой друг. – Азарь поднял голову и усмехнулся.

У всех членов Синода, без исключения, отвисла челюсть.

– Знаете, Азарь, – медленно произнёс Элестар, – вы, конечно, всё это время вели себя вызывающе и нагло, но я мог уважать вас за ваш ум и фантастическую честность. И, конечно, за смелость… Но после того как вы опустились до подобного, мне уже труднее это делать, да и не хочется.

– Да и не надо, – пожал плечами Азарь. – Господа, вам нужен мой ученик? Вот он. – И указал пальцем на Элестара.

Поднялся ропот. Все начали переглядываться.

– Ну, вспомните! Он, вроде бы, мой главный противник здесь. По крайней мере, активнее всех пытается противостоять мне в наших словесных баталиях. Но что мы видим по факту? – Азарь принялся загибать пальцы. – Когда Илия в порыве гнева хочет вздёрнуть меня на крюке, Элестар его останавливает. Именно он высылает всех ненужных мне людей по первому моему слову. В своих речах Элестар не пытается вывести меня на чистую воду, не выбивает признания, а наоборот, помогает донести до вас мои мысли. Затыкает вам рот, когда нужно дать мне слово, наводящими вопросами наталкивает меня на те моменты, которые я хотел бы обсудить с вами, но забыл. Прости, Элестар, но мы – ересиархи друг друга не ценим. А вот теперь он точно прикажет убить меня.

Возможно, так и случилось бы, но внезапно дверь распахнулась, и в пыточную вбежал рытник. Бежал он так быстро, что островерхий капюшон слетел с его головы, обнажив лысый скуластый череп. Рытник распростёрся ниц перед Синодом и доложил.

– Преподобные отцы, не взыщите за дерзость, но стряслось невероятное!

– Так, этого, – Элестар махнул на Азаря, – в темницу быстро.

Ввалилось ещё двое рытников, они подхватили ересиарха под руки, и вскоре он был снова у себя в келье. Кажется, воздух здесь стал ещё более сырым, от замшелых стен несло изморозью. Небо за окном клубилось тёмными тучами. Азарь подошёл к окну и вдохнул морской воздух. Потом он с закрытыми глазами сполз по стене и устало сел, прислонившись спиной к холодным сырым камням. Ересиарх зажмурился и до боли стиснул зубы. Поднёс к губам левый кулак и поцеловал свой шрам в виде буквы V. По лицу пробежала судорога.

С каждым ударом сердца мрак сгущался всё сильнее. Океан за окном шумно колотился в утёсы. Надрывно кричали чайки.

Внезапно Азарь поднялся и принялся остервенело расшатывать штырь. Он давил на него из стороны в сторону, тащил на себя, то тянул вверх, то наваливался всем телом. С терпеливостью безумного он всю ночь боролся с проклятой полосой железа и без сил упал под утро.

Утром ему принесли жаркое и полный ковш пива.

Весь день Азаря никто не трогал. Ни допросов, ни даже каких-то звуков за дверью, ни, разумеется, казни – ничего, будто о нём все забыли. Несколько раз он замечал монахинь, которые пытались заглянуть в его окно. Они убегали, как только замечали, что Азарь за ними наблюдает. Однажды кто-то пытался забросить в темницу камень, но он ударился о ребро торца и упал вниз. Хулиган тотчас убежал.

В перерывах между расшатыванием штыря из стены Азарь подолгу следил за горизонтом. Щурил взгляд, всматриваясь в тёмную даль, где бушующий океан встречался с сумрачным небом. Со стороны могло бы показаться, что он кого-то ждёт, но каждый раз, убедившись, что горизонт чист, ересиарх с облегчением возвращался к своему занятию.

Когда на Храмовые скалы спустилась ночь, скрипнул затвор и открылась дверь. Внутрь вошёл низкорослый рытник. Он отбросил капюшон, открыв квадратное скуластое лицо.

– Наш общий друг Гааталия, – тихо произнёс рытник, – просил, чтобы я отвёл тебя к нетопырю. Как по мне, то идейка так себе, но вам, ребята, виднее. Идём?

Азарь замешкался и пристально посмотрел на рытника. Тот терпеливо ждал, ни одна мышца на лице храмовника не дрогнула. Азарь кивнул и последовал за ним. Перед дверью темницы нетопыря ересиарх забрал факел у рытника и попросил того подождать снаружи.

Азарь вошёл.

Существо спало вниз головой, вися на таких же штырях, как и в келье ересиарха. Нетопырь кутался в огромные кожистые крылья, как в плащ. Его лицо напоминало человеческое, но всё же было тёмно-серым с носом летучей мыши и треугольными ушами на макушке. Как только Азарь попытался подойти ближе, нетопырь открыл глаза и ступил на пол. Зашипел.