Шрифт:
Когда в кабинет, где я еле успела снять рабочий комбинезон и натянуть брюки, заходят двое парней из охраны, я первым делом думаю, что что-то случилось с Зубовым.
Сердце сразу падает в пятки, рот раскрывается, а слова не идут!
Когда меня вежливо просят, ничего не трогая, пройти в комнату охраны, слова так и не появляются, становится еще хуже.
Потому что с Зубовым точно что-то случилось! Он наверняка рассказал своим подчиненным, что мы теперь вместе, и вот они и хотят сообщить мне что-то в спокойной обстановке. А, значит, это что-то… Крайне серьезное!
Господи, он живой?
Он должен быть живой! Нельзя же так… Просто нельзя…
Мы идем по коридору, я посередине, и, честно говоря, занятая основной задачей — не упасть и успешно переставлять ноги — совершенно не обращаю внимание на то, как это выглядит со стороны.
А выглядит это так, словно меня ведут под конвоем. Попадающиеся навстречу сотрудники провожают изумленными взглядами, перешептываются…
Но в тот момент мне не до впечатлений. Я иду, чуть ли не бегу впереди сопровождающих, стремясь скорее добраться до комнаты охраны и увидеть… Черт, увидеть, что Зубовым.
Что там с моим Зубовым???
А едва переступив порог комнаты охраны, испытываю такое ощутимое облегчение, что буквально ноги перестают держать.
Потому что с Зубовым, совершенно очевидно, все в порядке.
По крайней мере, внешне.
Он стоит, немного бледный, напряженный, чуть в стороне от входа и смотрит на меня. Только на меня.
Я делаю несколько шагов к нему, ощущая, как слезы текут по щекам и отстраненно удивляясь этому. Откуда слезы? Все же хорошо…
Он шагает ко мне навстречу, подхватывает под мышки, обнимает. И я, дура, радостно рыдаю, заливая слезами форменный пиджак, даже не обращая внимания на стоящих вокруг людей.
Зубов живой, с ним все в порядке… Бог мой! Больше ничего и не надо для счастья!
— Клубничка… Ну чего ты? — он бормочет что-то утешительное, обнимает меня, сжимает крепко, крепче необходимого, словно не желая отпускать, желая оградить от неведомой опасности… Но какая может быть опасность, когда он рядом?
— Я прошу прощения… — нас прерывает незнакомый голос, но Зубов рычит повелительно:
— Подождите немного. Она сейчас успокоится!
Я слышу злость и напряжение в его голосе и мгновенно прихожу в себя. Успокаиваюсь.
Что-то происходит. Что-то, помимо очевидного…
— Что происходит? — я отрываю мокрое лицо от груди Зубова, вытираю слезы, оглядываюсь, отмечая, что в комнате присутствует еще двое незнакомых людей. В штатском. Но с выправкой военных или полиции.
— Клубничка… Ты сегодня отправляла что-нибудь со своего ноута? — спрашивает Зубов, но присутствующие незнакомые мужчины напрягаются и одновременно делают стойку, словно овчарки.
— Майор, отпустите задержанную. И не разговаривайте с ней.
— Я сам знаю, как себя вести в таких случаях, — рычит злобно Зубов, даже не делая попытки подчиниться.
— Если знаете, тогда прошу соблюдать протокол, — сухо говорит один из мужчин, — нам тоже надо работать.
— Она ни в чем не виновата!
— Это не в нашей компетенции. Мы только исполняем приказ.
— Антон, что происходит?
— Ничего, Клубничка, не волнуйся. Ошибка просто…
— Екатерина Михайловна, я сотрудник внутренней безопасности Соколов Сергей Васильевич…
И дальше я, с открытым ртом и оторопью выслушиваю информацию о том, что я задержана… За что-то.
Обвинения мне не предъявляют, ничего лишнего не говорят. Но задерживают.
Я вообще не понимаю, что происходит, словно в крио-сон впадаю. Смотрю за Зубова, безмолвно ища поддержки.
Глаза у него невозможно пугающие, напряженные, взгляд волчий.
И именно в нем я черпаю поддержку.
— Все будет хорошо, Клубничка, — улучив момент, тихо говорит он, — все решим.
И я ему верю. Безропотно позволяю увести себя к машине, такой же неприметной, как и сами мужчины, забирающие меня.
Пока идем, малодушно радуюсь, что конец рабочего дня, половина сотрудников центра уже разошлась по домам. Васильева тоже нет на рабочем месте… Надеюсь, никто не видит, как меня задерживают.
Садясь в машину, оборачиваюсь и ищу взглядом Зубова.
Он неподалеку, щелкает сигналкой своего гелика.
Значит, поедет со мной… Но Соня! Соня же одна в саду!
— Подождите! Пожалуйста!
— Екатерина Михайловна, давайте не будем усложнять… — кажется, сотрудники ВБ решают, что я хочу сопротивляться, но я начинаю быстро говорить, надеясь на понимание: