Существующие описания социального страха, как правило, исходят из того, что он политичен. Как подчеркивает Кори Робин, страх зарождается в обществе, имеет далеко идущие последствия, «может диктовать политику, приводить новые группы к власти и не пускать другие, создавать и отменять законы» [41] .

Манипуляции с риск-рефлексиями являются основой политических технологий популизма как искусного и умелого перевода «частного в публичное с дополнительной возможностью максимальной эксплуатации страха. Боязнь и ненависть – сестры-близнецы, как нам известно. Они никогда не ходят поодиночке… реальный страх отдельного человека становится предметом публичного интереса и всеобщего беспокойства, а порой даже превращается в массовую одержимость» [42] .

Опираясь на зафиксированные ранее ключевые особенности риск-рефлексий, в работах участников проектной группы описаны особенности и модели стратегий власти, которая, вписывая в подконтрольный порядок риски, легитимирует их, выдавая за значимое то, что определяет как значимое, а претензии регулирующих органов относительно знаний о риске ориентированы на сохранение существующего порядка.

При этом важно заметить, что управление рисками должно быть направлено на минимизацию результатов конфликта интересов, итоги которого вполне могут отклонять рациональные решения и приводить к «нереалистическому оптимизму» или «нереалистическому пессимизму» в восприятии угроз и опасностей, социальных представлений о стратегиях поведения в условиях уязвимости. В этой ситуации риску подвергается все общество, так как, реагируя на восприятие рисков большинством, направленное в политическом менеджменте на максимизацию популярности, оно оказывается вне зоны эффективных решений по управлению угрозами [43] .

Парадокс плохого с точки зрения эффективности риск-менеджмента управления заключается в том, что оно дорого обходится обществу, деформируя стабилизирующие механизмы, но, тем не менее, привлекательно и политически удобно [44] .

Принципиальной в связи с этим видятся теоретическая посылка одного из лидеров современной рискологии Н. Лумана, который полагал, что «о риске говорят только в тех случаях, когда может быть принято решение… а решение далеко не всегда является лучшим, предполагает неопределенность наступления как желательного, так и нежелательного будущего, его последствия не являются итоговым результатом, раз и навсегда полученным, а продолжаются, корректируются в контексте не-необходимой и множественной зависимости, признания существования известных и неизвестных рисков, коммуницируемых (выразимых в сообщениях) и некоммуницируемых рисков» [45] .

Происходит, как подчеркивает Глеб Павловский, раздвоение власти на поставщика опасностей и продавца защит. Не управлять опасностями оказывается выигрышной стратегией политических институтов. Власть, вместо координации управления рисками и угрозами, склонна расценивать поведение человека как вредное для него самого (хотя оно субъективно рационально), создает вызовы, формирует спрос на их создание, сеет тревогу, от которой гражданина «спасают» именем той же власти. Власть ненавидит конфликты, но ей чертовски выгодно их подавлять или «предупреждать». Возникает бизнес манипуляции угрозами, создания ложных повесток дня [46] .

Подобная исследовательская стратегия позволяет выделить эффективность управления на стратегическом уровне по осмыслению рисков и опасностей, оценке готовности принять риск как существенного элемента «достойного» и «недостойного» правления [47] .

Проблематика риска и риск-рефлексии сегодня находится в топе актуальных тем научного дискурса. Многие исследователи обращаются к ней, пытаясь проанализировать современное общество и понять происходящие в нем процессы, отталкиваясь от концепта риска. При первом приближении, этот интерес связан с интенсивностью и глобализацией угроз, с которыми сталкиваются сегодня отдельные общества и человечество в целом. Вместе с тем, повышенное внимание к риску со стороны, например, власти может быть объяснено той ролью, которую играет риск сегодня в воспроизводстве социально-политических порядков.

Возможности управления риском напрямую зависят от знания, вернее от знания причинно-следственных связей между деятельностью или событиями и их последствиями, порождающими угрозы и опасности. Считается, что появление новых проблем, несущих опасность при наличии подобных знаний, делают эти опасности менее деструктивными и в принципе преодолимыми. Подобное понимание порождает определенную политику, социальную динамику и конфликты, которые и характеризуют общество риска. С этим тезисом нельзя не согласиться, однако существует и много других интересных аспектов этой проблемы. Например, как такого рода знания о риске влияют на социальные условия и, следовательно, порождают власть и порядок, или каким образом индивид проблематизирует свое собственное поведение, с целью наиболее эффективного управления им? По этой причине мы хотим обратить внимание на ключевой вопрос – как актуализируется способность управляемых к самоуправлению и какова роль риска и риск-рефлексии в этом процессе.

Прежде всего логика изложения требует внесения ясности относительно содержания понятий риска и риск-рефлексии, а затем обращения к формированию политики в отношении управления рисками. Начнем с того, что риск, будучи продуктом модернити, меняет объективный формат социальных процессов, который в досовременных обществах основывался на религиозно-метафизических образах мира, вселявших уверенность в постоянстве окружающей социальной и природной среды существования человека. Риск же релевантен обществу, осуществившему разрыв с этим «безмятежным порядком» и устремившему свой взор в будущее, где будущее суть неизведанная и полная опасностей территория, которую следует завоевать и колонизировать. Вместе с тем, риск и опасность не являются идентичными понятиями. Риск характеризуется активным анализом опасности в ракурсе будущих последствий. «Текучая современность» все больше вынуждает индивидов осознавать риски, возникающие перед ними. Иначе говоря, концепция риска актуальна лишь в обществе, которое активно пытается порвать с собственным прошлым, что и является главной характеристикой индустриальной цивилизации нового и новейшего времени [48] .

Многие исследователи отмечают, что риск предполагает опасность. Вместе с тем, утверждает У. Бек, риск не тождествен катастрофе. Он скорее есть некоторое предвосхищение в настоящем катастрофы, с которой можно столкнуться когда-нибудь в будущем. В следствие чего, риск предстает перед нами вещью в достаточной степени сомнительной и смутной – он одновременно как бы существует и не существует, наличествует и не наличествует. Эта двусмысленность риска, по мнению исследователя, и порождает его настоящие основания, а именно, политику страха и политику предупреждения опасности [49] . Таким образом, амбивалентность риска, порождающая страх и чувство неопределенности, вынуждает людей быть осторожными и рефлексивными.