Но у Скелли язык был на месте. И как будто сама преисподняя взорвалась квакающим воплем:

– А ну-ка выкинули отсюда эту ворону!

– Это противозаконно! – крикнул Бейтер, как только опилки перестали сыпаться с балок потолка от голоса Скелли. Он был оскорблен, и его лицо, покрытое багровыми пятнами, выражало негодование. – Пусть убирается, или мы сами его вышвырнем! Да, Твердолобый?

– Против закона? Какого закона? Видит Бог, я здесь констебль!

Нэк снова зашевелился, но в его состоянии пошевелиться еще совсем не означало, что он сможет встать.

Твердолобый никак не отреагировал на грозные слова, вылетевшие из уст его товарища: Мэтью показалось, что он пока оценивает размеры нового посетителя, ведь череп у него не настолько крепкий, чтобы бросаться под такой таран. Но мужчины есть мужчины, а мужчины, пьющие крепкие напитки, смелеют по мере того, как опустошается кружка. Твердолобый отпил для храбрости и сказал (правда, почти не поднимая головы от своего бренди):

– Да, черт возьми.

– Джентльмены, давайте не будем! – Грейтхаус примирительно протянул к стойке бара ладони, и Мэтью снова увидел мелкие шрамы и узлы на бывалых костяшках его пальцев. – И ведь, конечно, сэр, – сказал он, обращаясь к Бейтеру, – вы вряд ли всерьез относитесь к распоряжениям, которые лорд Корнбери, может, достал из-под своего платья, правда?

– Я сказал, – раздался голос хозяина таверны, теперь уже больше похожий не на карканье или кваканье, а на металлический скрежет взводимого курка, – убрать этого зверя с моих глаз!

– И от наших носов, – сказал один из джентльменов, сидевших в глубине зала, и Мэтью понял, что друзей у них в этом заведении нет.

– Что ж, хорошо. – Грейтхаус пожал плечами, как будто все было окончательно решено и скреплено печатью. – Налейте ему выпить, и мы уходим.

– Мочи моей пусть попьет, а потом уж, так и быть, каплю спиртного я ему нацежу! – проорал Скелли, и фонари закачались на цепях над головой Мэтью.

Широко раскрытые глаза Скелли горели безумием. Его рыжая борода, в которую въелась тысяча и одна разновидность нью-йоркской пыли, тряслась, будто хвост гадюки. Мэтью слышал, как за стенами таверны завывает ветер, как он с визгом и свистом врывается в щели между досками, словно хочет разгрызть это заведение и превратить его в щепки. Двое работяг с причала были уже на ногах, один из них похрустывал костяшками пальцев. «Интересно, зачем люди так делают? – подумал Мэтью. – Чтобы кулаки больше казались?»

Грейтхаус все так же улыбался.

– Тогда вот что. Я покупаю выпивку себе. А потом мы уходим с миром. Так пойдет?

К ужасу Мэтью, здоровяк – здоровенный дурачина! – уже шел к стойке бара, прямо туда, где Твердолобый и Бейтер, очевидно, и жаждали его отметелить. Скелли стоял, не двигаясь с места, губы его искривила презрительная усмешка. Бросив взгляд на Зеда, Мэтью снова убедился, что невольник не горит желанием сделать еще хоть шаг навстречу здешней отраве, а отведать ее из грязной кружки у него и в мыслях нет.

– Да он же для вороны своей берет, вон чего задумал! – запротестовала дама – эта мысль уже успела пронестись и в голове у Мэтью.

«Мы ждем человека, которого я, возможно, приму на работу в наше бюро» – так сказал Грейтхаус.

Мэтью об этом ничего не было известно. Взять на работу Зеда? Раба, едва понимающего по-английски, который ни слова сказать не может? Пить тут Грейтхаус явно не собирался: ему с лихвой хватало тех убойных напитков, что он припас в пансионе Мэри Беловэр, где квартировал.

Грейтхаус подошел к стойке бара. Твердолобый и Бейтер расступились, словно насторожившиеся волки. Мэтью встал, боясь, что в любой момент может начаться побоище.

– Может, нам лучше…

– Сядь, – твердо сказал ему Грейтхаус, быстро обернувшись и как будто предупреждая о чем-то. – Веди себя прилично, мы же в хорошем обществе.

«В хорошем, мать вашу», – подумал Мэтью.

И неохотно сел.

Двое портовых работяг двигались к ним. Грейтхаус не обращал на них внимания. Нэк протирал глаза, щурясь на черного исполина, перекрывшего дверной проем.

– Всего кружечку, – сказал Грейтхаус, буравя Скелли взглядом. – Вашего лучшего напитка, пожалуйста.

Скелли не пошевелился.

– Я плачу, – холодным, спокойным голосом продолжал Грейтхаус, – за одну кружку.

Он потянулся к карману, достал монету и опустил ее в кассу на стойке.

– Ну ладно, – сердито глядя, заговорил Бейтер. – Пусть выпьет и уводит отсюда эту черную скотину. К чертям их всех.

Грейтхаус не спускал глаз с мрачного хозяина таверны.

– Джентльмен дело говорит, – сказал он.