Кассия провела ладонью над миской, пошевелив пальцами, потом быстро влила туда немного воды из обычной фляги… жидкость в миске начала будто бы шевелиться, на её поверхности появились пузыри — россыпи мелких и шишки крупных. В глазах ведьмы вновь вспыхнуло золото, и она влила в миску ядовито-розовой блестящей жидкости из крошечной прозрачной склянки, а сверху присыпала какими-то мелкими цветками, напоминающими пастушью сумку. Всё это забурлило, словно водоворот в горной реке, и Хельмуту подумалось, что сейчас магическое варево взорвётся и уничтожит окружающее пространство…

Но ничего не произошло. Кипение успокоилось, улеглось, и поверхность мутной густоватой жидкости стало гладким, словно зеркало, и полностью бесцветным, несмотря на то, что в него было добавлено множество ингредиентов различных оттенков. Запаха тоже от него не исходило. Наверняка и вкуса у яда нет, иначе испортит вино и выдаст себя…

Кассия крошечной ложечкой зачерпнула немного получившегося зелья и вылила в бутылку. Затем ещё и ещё… Вливала она предельно аккуратно, стараясь не пролить ни капли, и Хельмут понимал, чем может быть чревата неосторожность.

Изготовление противоядия тоже не заняло много времени. В целом Хельмуту пришлось ждать около часа, и всё это время он, стараясь сохранять внешнее спокойствие, безумно волновался в душе. Он ещё никогда не видел магию так близко, не ощущал кожей её присутствие… она напоминала волны, лижущие ступни, только чувствовалась не физически, а душой. Каждый раз, когда глаза Кассии вспыхивали золотом, на Хельмута будто накатывала эта незримая, бесплотная волна, а ведь он был обычным человеком, смертным, родившимся без магических способностей… Интересно, что же тогда чувствовала сама Кассия?

Прежде чем отдать Хельмуту вино, она заставила его выпить противоядие.

Он по-прежнему не вполне доверял этому противоядию, но когда ведьма, не поднимаясь с земли, на вытянутых руках протянула ему миску с зельем, стало понятно, что выбора особо-то и нет. Либо он выпьет и получит отравленное вино, которое потом вольёт в Вильхельма, либо откажется и уйдёт ни с чем, думая, как убить его по-другому. Видит Бог, Кассия поступила очень хитро, и за это её следовало уважать.

Зелье оказалось довольно горячим, но вкуса и запаха у него не было совсем.

Поднявшись и отряхнув штаны, Кассия наконец отдала Хельмуту вино. Видно было, что девушка устала: дышала она тяжело, прерывисто, ресницы и губы её дрожали… Кто бы мог подумать, что такая эфемерная, незримая вещь, как магия, отнимает столько сил?

Отдав бутылку, Кассия тяжело опустилась на лежанку и провела ладонями по лбу, убирая с лица растрёпанные волосы. Не хотелось больше как-то её беспокоить, ей пора хорошенько отдохнуть, набраться сил перед завтрашней битвой, может, поспать… Но Хельмут не сделал самого главного, поэтому не ушёл.

— Спасибо вам, ваша светлость, — улыбнулся он. — Я правда благодарен вам, но слова в карман не положишь, сами знаете… Как я могу отблагодарить вас?

— Я подумаю, — глухо и хрипло отозвалась Кассия, не поднимая на Хельмута взгляда. — Скажу вам после битвы, если мы оба её переживём, но… Я всегда рада вас видеть у себя.

Вдруг она посмотрела на него — в глазах пляшут черти, губы медленно растягиваются в странной полуулыбке, ресницы дрожат уже не устало… Хельмут даже чуть отпрянул.

Он понял намёк.

Совсем недавно Хельмут думал о том, насколько Кассия хороша собой (а в процессе колдовства так вообще прекрасна). К тому же она была умна и отважна — не побоялась пойти на войну, хотя имела права не делать этого как женщина. Ей было всего-то лет двадцать — на год младше самого Хельмута. Она стала бы идеальной невестой для него, несмотря на шингстенское происхождение. Возможно, ему бы даже удалось убедить её отказаться от язычества и принять веру в Единого Бога… Это был бы обыденный союз между двумя дворянскими домами, брак без особой любви, но с симпатией — то, что случалось в Драффарии едва ли не каждую седмицу.

Но мысли об этом то и дело вытеснялись воспоминаниями о прошедшей ночи. Об объятиях Генриха, о его пальцах, поглаживающих кожу сквозь рубашку, о поцелуях, таких глубоких и одновременно бережных… О его изумрудных, чуть затуманенных страстью глазах, о припухших от поцелуев губах, которые так нежно могут касаться шеи и запястий…

Хельмут понял, что забывается и что подобные мысли легко могут вызвать зуд в штанах и тем самым выдать его… Он покачал головой, возвращаясь в реальность.

Кассия смотрела на него с выжиданием.