В вестибюле всё стабильно. Жирдяй поедает бутерброды, ни на кого не обращая внимания. Единственное, что поменялось — это количество оставшейся еды…

Сделав максимально непринуждённый вид, я проследовал к свободным местам. А таковые оставались только на стульях сбоку от сцены.

Судя по всему, официальная часть началась буквально минуту назад. Потому что по сцене всё ещё выхаживал невзрачный ведущий и приветствовал гостей. Так как я находился близко к сцене, буквально в десяти шагах, то чувствовал, что там, за ней, стоит директор.

Кажется, что его местоположение я теперь могу определять даже за сотни метров…

Преамбула закончилась, и к микрофону пригласили директора. Я не ошибся. Он выбрел ровно из того места, где я и предполагал. Он должен был лично озвучить лучших учеников, и вручить им сертификат о получаемой повышенной стипендии.

Впервые в жизни я пожалел о том, что хорошо постарался над заданиями.

Объявлять начали с конца. То есть, с пятого места. Потому что только пятерка лучших должна получать повышенную стипендию. Пятое и четвертое место — по тридцать пять тысяч, третье — семьдесят пять, второе — сто двадцать, и первое — сто пятьдесят.

Всех остальных людей, тех, кто не получает повышенную стипендию, но тоже проходит по списку зачисленных в академию — объявят после.

Нет бы заранее списки вывесить, а они всё интригу сохраняют…

Почти двух с половиной метровая гадина устроилась по центру сцены и все затихли. Я явственно чувствовал, как уровень страха среди присутствующих растёт в геометрической прогрессии.

Наверное, на лекциях директора, если он вообще их проводит, самая хорошая дисциплина…

Ведущий (видимо новенький) начал предлагать директору взять микрофон. Но тот помотал головой, и бедолага с потными щеками отстранился в другую часть сцены.

Голос директора был слышен в каждом уголке этого помещения. Не знаю, каким способом достигался такой эффект, но, как только его рот открывался, то каждый звук, вылетавший оттуда, будто расширялся, и тучами накрывал бедных студентов и преподавателей.

И правда, на кой чёрт такому нужен микрофон…?

Надо было видеть реакцию девушки, которую объявили пятой в списке. Серая, спрятанная за своими очками, она поначалу не хотела вставать со стула. Лишь после третьего произнесения её имени они боязливо поднялась и, оглядываясь по сторонам, будто ища поддержки у других, побрела к сцене.

Директору всё это нравилось. По его ехидной, обтянутой тонкой кожей роже я видел, что он упивается осознанием того, что его боятся.

Как специально он подошёл к девушке как можно ближе, почти что навис над нею, и даже похлопал по плечу. Потом сказал пару напутственных слов, вручил грамоту, и отправил бедолагу на место.

Четвёртое и третье место разобрали похожие друг на друга парни. Оба высокие, плечистые. Сразу видно, что с детства натасканные на успех. Даже они, не часто встречающие кого-то выше них, обомлели при виде той громадины, что зовётся директором.

И вот над залом повисла интрига. Оставалось объявить лишь двое лучших. Насколько я понимаю, одним из них должен быть я…

Но кто же тогда второй? Насколько он хорош? И сильная ли у нас разница в баллах?

Мысли об этом заняли меня даже сильнее, чем неординарный директор. Вспомнилось моё обучение в прошлой жизни. Те самые эмоции, соревновательный дух, обуревавший довольно часто.

И вот, рот директора открывается и оттуда вылетает имя человека, который на ближайшее время станет моим главным оппонентом.

— На сцену приглашается… Аракчеева Елена!

Ох, ё…

Серьёзно?

Но ведь… такая маленькая и стройная девушка. И настолько хороша? Ведь чтобы набрать максимальное количество баллов, отличный результат должно показать не только в письменном задании, но и на практике.

А это значит, что когда Аракчееву пригласили в ту самую комнату, в которой мне пришлось бороться с, и против Виталия, она всех и вся там разнесла…

Интересно-интересно…

Елена вылезла откуда-то из глубины рядов и с невозмутимым лицом пошагала на сцену. Из всех, кто сегодня на ней стоял, она выглядела наиболее уверенно. Со стороны даже могло показаться, что девушка совершенно не испытывает страха по отношению к директору.

Правда, страх всё таки был — и довольно сильный. Я это чувствовал. Но Аракчеева очень умело это скрывала, тем самым показывая своё аристократическое достоинство и бесстрашие перед миром.

«Второе место…охренеть…»

Я всё ещё не мог поверить в это. Даже начали появляться мысли — а не Елена ли забавлялась в тот день с Распутиной? Может, это всё-таки были не братья…

Я проводил Елену глазами до её места и как-то пропустил мимо ушей то, что теперь назвали и моё имя.

— Новиков Александр!