Но не теперь, когда самоназначенный народный трибун схвачен полицией и лежит на нарах, стараясь не обращать внимания на холод, сырость, неприятный запах множества немытых тел и шмыгающих по помещению крыс, а также не тревожить подживающие ушибы резкими движениями. Хорошо хоть, что остальные сидельцы, узнав, кто он такой и чем занимается, отнеслись к новому постояльцу с неожиданной теплотой и пониманием.

Но боль от начавших сходить синяков была несравнима с режущим сердце стыдом на свою трусость и слабость. Ведь он всех обманул: никакой он не герой и не борец с режимом! Уже нет… Не выдержав побоев и психического давления, Мач сломался. Почти неделю он ходит на допросы не для того, чтобы героически молчать или отважно насмехаться над имперскими держимордами, а дабы эти самые охранители прогнившего режима смогли вытянуть из него что-то новое или по десятому кругу переспросить старое. Как оказалось, дома, в безопасной конторе или в среде единомышленников быть бескомпромиссным борцом гораздо легче, чем наедине с безжалостным следователем и его садистом-подручным.

Мач вздохнул. Теперь и с работы погонят… так же, как ретрограды-родители вышвырнули из дома самого прогрессивного из своих детей — жить и зарабатывать своим умом. Будет сложно. Кому нужен вчерашний студент, да ещё и с меткой неблагонадёжности? Даже если его выпустят, как обещает следователь, придётся искать новое место. Те, кто приходит на бесплатные консультации, конечно, иногда оставляют продукты или немного монет, но это едва ли перекрывает затраты на аренду комнатки-приёмной… из которой сомнительного постояльца тоже, вероятно, выселят.

Конечно, имелся ещё один источник поступления финансов в виде пожертвований от участников движения и сочувствующих, но что с предавшим идеалы кумиром сделают бывшие товарищи, он не желал даже думать.

И какие тёмные духи вообще нашептали ему, что, спровоцировав толпу забросать тот патруль гнилыми овощами, он останется безнаказанным? Где были его мозги?

Наверное, в том месте, которым он думал, собираясь покрасоваться перед девушкой.

Привычный гул голосов и возню сокамерников разбавил звон ключей и шум механизмов замка. В камеру всунулась противная морда стражника. За ним маячило ещё двое.

— Мач, на выход.

— Но ведь меня утром допрашивали… — начал было заключённый, поднимаясь со своего места.

— Быстро, мля! — раздражённо рыкнул тюремщик, для острастки ударив тяжёлой дубинкой из каменного дерева по обитой металлом двери.

Чуть вздрогнув и подавив желание втянуть голову в плечи, Мач поспешил к проходу. Миновав несколько сумрачных коридоров и поворотов, а затем поднявшись на другой этаж, они прибыли к допросной комнате. Там перед дверями стоял незнакомый лысый бугай в сером костюме, не слишком похожий на очередного надзирателя или помощника следователя: те в таких дорогих костюмах не ходят.

— Господин, мы привели его, — сунулся в открывшуюся дверь главный из троицы надзирателей. Ответа Мач не услышал, но судя по тому, как споро тюремщики впихнули своего подопечного внутрь помещения, а затем поспешно утопали прочь — несложно угадать его смысл.

За столом в кресле следователя вольготно расположился очень важный господин. Почему Мач пришёл к такому выводу? Это несложно: поведение тюремщиков и мордоворот у дверей недвусмысленно указывали на его статус, а костюм мужчины средних лет с чисто выбритым, не запоминающимся лицом только подтверждал эти выводы. Работник юридической конторы знал толк в хороших костюмах, и этот выглядел так, что явись в их здание клиент в такой одежде, — встречать его рысью выбежит сам глава. Ещё и не забывая кланяться почаще.

Второй необычной вещью, что прочно приковала внимание неудавшегося политика, стала широкая тарелка с бутербродами. С сыром, с ветчиной, с рыбкой… они с воистину неодолимой силой манили несчастного юриста, вынужденного питаться в тюрьме мерзкой жидкой баландой, на которую не каждая свинья польстится.

— Угощайтесь, это для вас, — со скупой улыбкой произнёс не представившийся хозяин кабинета. — А пока вы будете насыщаться, я озвучу наше предложение…

— Я не понимаю, — через некоторое время произнёс оторвавшийся от еды Мач. — Вы обещаете вызволить меня из тюрьмы, забрать материалы допросов, — он скользнул взглядом по лежащим на краешке стола папкам, — и даже дать денег… чтобы я продолжил делать, что и прежде? Зачем это вам?

— Наши цели вас не касаются. Достаточно того, что в некоторых кругах считают, что общественное движение, придерживающееся законных методов отстаивания своих интересов, станет хорошим противовесом для радикалов и устраивающих уличные погромы глупцов.

— И поэтому вы требуете бумагу с согласием на сотрудничество? — недоверчиво хмыкнул устроившийся на неудобном табурете гость.

— Нам нужны гарантии, — прозвучал спокойный голос с лёгким, тщательно выверенным оттенком жёсткости, что на фоне былой доброжелательности, тем не менее, выглядела вполне контрастно.

— А если… а если я не соглашусь? Что тогда?! — вырвалось у Мача, который, ожидая привычных, следующих за очередным взбрыком колотушек, напряжённо сжался.

— Ничего. Вы вернётесь в камеру, я тоже отправлюсь к себе и мы вместе забудем об этом разговоре.

— И всё?

— И всё. Вы могли догадаться, что мои работодатели не являются частью столичной полиции и не придерживаются их грубых методов. Не желаете сотрудничать? Что ж, мы найдём кого-то другого. Вы же не думаете, что единственный такой на всю Столицу, гражданин Мач? — губы мужчины чуть дрогнули в намёке на улыбку. — Но если вам интересно, ваш следователь, капитан Деррик, давно хочет получить повышение. Он собирается сделать из вас «настоящего» бунтовщика, — говоривший сделал паузу, чтобы отпить воды из своего стакана и оценивающе глянуть на собеседника, обеспокоенно ёрзающего на табурете, — а может быть, он решит использовать вас в качестве наживки. Он ещё не решил. Но как бы то ни было, отказаться от его предложения, как от нашего, у вас уже не получится.