Слушая этот незатейливый рассказ, мне так и хотелось воскликнуть: «Идиоты! Вам крупно повезло, что Вы ещё живы!» Но я сдержал этот идущий из глубины души крик, и помолчав, произнес:

— Вот ты спрашивал, что дальше? Так вот, слушай, сейчас ты обработаешь рану у…

— Василя, — ответил на немой вопрос Боря.

— Обработаешь рану у Василя, потом я до темноты буду вас инструктировать, что нужно и что нельзя делать, чтобы выжить в этой кутерьме, а когда стемнеет, я уйду.

Посмотрев на вытянувшиеся от изумления лица своих спутников, я продолжил:

— Что думали, я с Вами нянчиться должен? Это с какой стати? И так вашими стараниями едва в дерьмо не влип! Тем более, что у вас товарищ с раной ноги должен отлежаться не меньше недели. Так что хватит болтовни, Боря, ты давай займись раной, а вы слушайте…

— Следующие четыре часа я сортировал трофеи, раздумывая, что беру, а что — оставляю парням, и одновременно с этим подробно инструктировал парней:

— Зарубите себе на носу — днём сидите в укромном месте и не отсвечивайте, в смысле, максимально незаметно!…

Продукты покупаете в домах со средним достатком, как стемнеет, после длительного наблюдения, — далее шла подробное описание тактики, как подготовиться ко входу в деревню, как правильно подойти к дому, как уходить…

— Не вздумайте угрожать оружием и грабить, денег с немцев должно хватить на дорогу, вон и марки есть и злотых они успели немало за пару дней награбить. Сначала предлагайте золотые, если не возьмут, тогда марки…

— А почему сначала злотые? — Влез Иванко с тупым вопросом.

— Да потому, что злотый уже фактически макулатура, но кто-то ещё может их взять, не жалейте их, в смысле, золотые не жалейте, и вообще, не задавайте глупых вопросов, а мотайте на ус, что я говорю!..

— А если Польша победит?

— Без шансов! Если бы вы видели какая у немцев собрана силища под Катовице, вы бы таких вопросов не задавали…

— Я так думаю, что СССР не будет спокойно смотреть, как немцы Польшу занимают и какой-никакой кусок попробует себе прибрать, а Ровно ведь рядом с советской границей, но для вас это и к лучшему, вы ведь все рабоче-крестьянского происхождения, — посмотрев на Борю, я поправился, — Ну, почти все! Немцы, если вас поймают, то либо расстреляют, либо в лагерь отправят, а русские, скорее всего по домам отпустят…

Когда начали сгущаться сумерки, я закинул на спину плотно набитый ранец, поправил немецкий ремень с портупеей, плотно обвешанный полными подсумками, перекинул через одно плечо скатку, сделанную из немецкой шинели, на другом плече повисла снайперская винтовка, затем быстро попрощался с парнями и скрылся в лесных зарослях. Отойдя шагов двести, прислушался к себе — нет, совесть не мучает! Они взрослые люди, солдаты, а я им не мама Чоли. И так, со спокойной совестью, продолжил свой путь.

Выйдя в темноте к Висле, по карте нашел небольшую прибрежную деревеньку, в которой, судя по раскатистому перелаю, ещё не было немцев, перерезал веревку-швартов небольшой лодки, и переправился через реку, используя в качестве шеста заранее приготовленный трёхметровый ствол рябины. На середине реки я выбросил свои электронно-кварцевые часы — последнее вещественное напоминание о моей прошлой жизни и надел часы, снятые с немецкого унтера. Потом был марш до утра и дневка в заросшей кустарником ложбине. Здесь, в отличии от левого берега Вислы, была холмистая местность предгорий Татр, из-за чего скорость движения снизилась, но было больше возможностей спрятаться. Остановился я вблизи от небольшой деревеньки, поэтому, выспавшись, поднялся на холм, замаскировался в кустах и стал наблюдать за неспешной деревенской жизнью в монокуляр, который сделал из трофейного бинокля (одну половинку бинокля оставил парням, другую взял себе). Мне необходимо было пополнить продовольственный запас, так как почти все продукты я оставил парням. Наблюдение показало, что немцы сюда пока не добрались. Присмотрев на окраине дом среднего уровня достатка, я дождался начала сумерек и направился к нему со стороны огорода. Стоило только мне перемахнуть через забор, как дворовый пёс поднял своим лаем полдеревни, скрытности не получилось. Хозяин, выйдя во двор, грозно крикнул:

— Кто здесь!? А ну, выходи!

— Не бойтесь, я солдат польской армии! — я постарался изобразить голосом максимум дружелюбия.

— Ну иди сюда, солдат, посмотрю на тебя! Цыц, Коста! — после окрика пёс умолк и я через калитку вышел во двор. Там стоял крепкий мужик лет сорока с топором в руке.

— Хм, и правду солдат! Что же ты как вор крадешься ночью через огород?

— Немцев опасаюсь, у вас в деревне их нет?

— Э-эх, что же ты за солдат, что от врага на нашу землю напавшего, во тьме прячешься?

— Слушай, мужик, не надо тут меня стыдить, я воевал как мог, наш взвод прикрывал отход полка и выполнил приказ ценой многих жизней, вот смотри, пистолет с убитого мной немецкого офицера снят, — я похлопал по кобуре «люгера» — А сейчас мы, согласно приказу, идём в пункт сбора, и не спрашивай меня, почему отступаем, сам ничего не понимаю, нам перед войной все по другому говорили, но я простой солдат…

Выслушав мою тираду, поляк грустно покачал головой:

— Ну, а от меня-то, что тебе надо?

— Еда у нас кончилась, я заплачу!

— Ну, раз заплатишь…

Через полчаса, отдав, не торгуясь, сорок пять злотых, я также задами ушел из деревни с увесистым мешком за спиной и, отойдя за холм, с удовольствием подкрепился домашней снедью, а затем продолжил в ночи свой нелегкий путь дезертира.

— Н-да, шансов мало… — полушепотом сообщил я сам себе очевидный факт. Я сидел на ветках растущего на опушке леса дерева и разглядывал в монокуляр крупное польское село. Сегодня было седьмое сентября, я находился ориентировочно в пяти-шести километрах юго-восточнее Бохни (точнее я не мог определиться, так как военная километровая карта, которую я затрофеил у застреленного мной немецкого унтера, была на востоке ограничена Краковом). У меня осталось припасов примерно на один день и здесь я надеялся пополнить свой продовольственный резерв, чтобы потом, в случае чего, не бродить по местным холмам на пустой желудок. Но, буквально полчаса назад, прямо на моих глазах в село вошёл крупный отряд немцев, имевший в своем составе пять танков (четыре двойки плюс одна четверка) и около сотни штыков мотопехоты на пяти грузовиках.