В какой момент покой превратился в легкое возбуждение, не заметила сама. Не отдавала себе отчета, что шла домой и ждала увидеть его возле подъезда. Своего насильника. И до боли хотелось опять связать его и ласкать, исступленно, до криков, до его матов и проклятий. Чтобы он извивался и умолял, хотел до тумана в глазах.

Он меня зацепил, сильно. Заставляя одновременно ненавидеть и желать, и презирать себя за эту слабость.

По дороге к дому все-таки свернула в магазин. Немного алкоголя и книга или фильм скрасят остаток вечера.

Около подъезда на несколько секунд разочарованно прикрыла глаза — не было ни его, ни хотя бы писклявого. Ни единой ниточки, которая бы связала, показала бы, что они все-таки существуют и это все не мои извращенные фантазии. С ними связывал только сосед, но я лучше в костюме кукурузы на работу приду, чем к нему с просьбой.

Сильный толчок — и я улетаю в кусты, при этом старательно прижимая пакет с бутылкой к себе. Не дай бог, грохну!

Кто меня сбил — не рассмотрела, кажется, это все-таки была девушка. Так убегала, что даже не остановилась спросить все ли в порядке. Наверное, что-то случилось. И почему у меня такое ощущение, что это "что-то" связано с тем самым соседом? Больше с такой скоростью сбегать просто не от кого в нашем подъезде. Все остальные, проживающие в нем, люди весьма адекватные. Надеюсь, у этой тетки, что так бежала, нет братца-мстителя?

А сосед, ирод, сидит, небось, в своем кресле и курит прям на лестничной площадке. Поджидает очередную жертву. Арахнид козлохвостый.

Пару минут неуверенно потопталась около двери. Так, Ленка, бери себя в руки и давай домой, пока еще кто-то не выскочил и не снес нафик.

Открыла дверь, прислушалась, вроде тихо. Захлопнула дверь и только потом поняла, что и совсем не тихо. Как только начала подниматься по лестнице — с пролета между этажами послышалась странная возня. Довольно громко кто-то пытался то ли на ноги встать, то ли…Вот больше никаких идей не сложилось. Если бы пыхтение было со стонами, то я грешным делом решила бы, что там кто-то занимается сексом. Но не на лестнице же, правда? Тем более в такое время, когда люди еще ходят. добропорядочные.

И тут же воспоминание подкинуло ощущение горячего дыхания на лобке и ловкого языка ниже. Ну, почти на площадке. Щеки вспыхнули и нерешительность сменилась злостью. Твердо и громко шагая поднялась еще на несколько ступеней и от увиденного кровь застыла в жилах.

На ступенях лежал сосед, он пытался подняться на руках, но у него плохо получалось. Лицо с одной стороны наливалось отечностью, из уголка губ сочилась кровь.

Я подошла ближе и остановилась, тут же получив ненавидящий взгляд. Как пощечину, вот честно.

— Давай помогу… — Не оставлять же его в конце концов так валяться.

Сосед поднял на меня глаза и по губам его начала расплываться почти безумная улыбка. Смешок, еще один и следом — громкий хохот.

Саша все-таки подтянулся на руках, морщась от боли и прислонился спиной к стене. Почти сел, все еще продолжая посмеиваться. Мышцы на оголенном торсе и на руках бугрились, поблескивая от пота. Сосед был, как никогда, отвратителен и прекрасен.

— Помощница… Все вы бабы — дуры. Дуры и шлюхи. Только и умеете, что ноги раздвигать. И все должно быть в слюняво-розовом антураже…

— Тебе коляску, наверное, без толку сюда подавать? На ноги сможешь опереться или они у тебя совсем не двигаются? — Слушать его откровения, тем более настолько отдающие шовинизмом и ненавистью ко всему женскому полу, не было настроения. Бутылка с вином буквально жгла руки и нашептывала соблазнительные вещи о своем содержимом. Кисленькое, терпкое, сладковатое, хмельное, холодное….ммммм.

— Коляска… как же я ее ненавижу, а знаешь ее я ненавижу еще больше! — Выкрикнул сосед и опять разразился хохотом.

Наверное, тут бы мне надлежало спросить "кого"? Но опыт работы в социальной службе и интуиция перебивали речитатив стеклянной тары и твердо и уверенно сообщали — не смей потакать и втягивать себя в разговор.

Но сосед не ждал вопроса, он продолжал дальше:

— Сестра твоего насильника, бывшая моя, это из-за нее я оказался инвалидом. Из-за этой напыщенной тупой суки. О, поверь, она заслужила каждый зажим, каждую плеть, каждый толчок в свой упругий зад. Она заслужила все, что я с ней сделал. Все. До последнего синяка на ее холеном в лучших салонах тела. И жизнь в этой квартире. И парня-садиста. Ненавижу! — Сосед распалялся все больше и больше, в глазах безумие уже не сменялось осознанностью. На губах — кровавая пена и слюна течет по подбородку. А вот это хреново. Или головой приложился конкретно, до сотрясения. Или приступ.

— И эта, блядь… — Он пробормотал что-то неразборчиво. — Тоже хвостом крутила, типа красивый, успешный. Ты бы видела как глаза загорелись, когда узнала.. — Опять неразборчиво. — Хвостом завиляла. Сосать у меня была готова. А я ее по заднице. А она терпит. Ненавидит и терпит.

На меня смотрело совершенно больное, практически сгнившее изнутри существо.

Опустилась на корточки, стараясь не придвигаться ближе, но и не смотреть сверху. Как к собаке. Озлобленной. Избитой. Возненавидевшей. Готовой грызть любого, кто протянет руку. Она уже ничего не признает, кроме кнута. Никакими пряниками не накормить.