Сегодня они били по стандартным армейским мишеням, которые привезли с собой и которые затем увезут вместе со стреляными гильзами, какие удастся собрать. Каждый опустошил по две обоймы. Стреляли они хорошо, опыт был, оба юношами, еще не будучи знакомы, занимались спортивной стрельбой. В разных клубах их и подобрал, присмотревшись, Артур, затем нанял, познакомил, приручил. Они никогда заранее не знали, когда и куда их пошлет Артур, и до последнего момента не ведали ни имени, ни фамилии своей жертвы, ни кто она. Задавать вопросы было запрещено; знали, что кроме них, у Артура есть еще такие же, как они, но кто - не имели понятия и никогда не видели, как и те ничего не знали о них. Малейшее любопытство могло стоить жизни. Уже три года они работали на Артура - некогда тренера по спортивной стрельбе, - не зная ни его адреса, ни телефона, почти никогда не встречались с ним. Порядок был строгий, и за нарушение плата одна жизнь. Это они усвоили...

Отстрелявшись, сняли мишени, собрали почти все гильзы, сели на повалившуюся сосну покурить.

– Значит опять ехать в Россию?
– спросил рябой Лащев.

– Ехать, - ответил Виксне.

– Тебе охота?
– осторожно спросил рябой.

– А тебе?
– спросил Виксне.

– А куда деваться?

– Дом в Олайне достроил?

– Почти. Еще шифер нужен и сантехника.

– Ну вот, слетаешь в Москву и заработаешь на шифер, и на сантехнику. Еще и на хорошую сателлитаку останется, будешь на нее принимать передачи из других галактик.

– Ага. Или с того света... Ну что, валим отсюда?

– Да... "Пушку" положи на место.

– Сегодня хорошо пошмаляли. Все в черноту, в "башку" фашисту, кивнул рябой на издырявленную черную "голову" мишени, укладывая ее под лист поролона в багажнике...

2. ОПАСНЫЕ НОВОСТИ. МОСКВА. СЕГОДНЯ

С утренней почтой, отсортированной секретаршей Адой, на стол Фите лег и белый узкий конверт из хорошей плотной бумаги. В нем лежало два листка: один - ксерокопия газетной корреспонденции на французском языке; другой, как понял Фита, - перевод ее на русский, напечатанный, судя по шрифту, на компьютере. На краешке чистого газетного поля от руки по-русски было написано: "Пари-диманш нувель" - "Воскресные парижские новости". Повертев в руках конверт, осмотрев его и обнаружив, что обратного адреса нет, Фита принялся читать перевод, начинавшийся словами: "Как сообщил нам московский корреспондент..." То, что сообщал этот корреспондент, повергло Фиту в ужас. В заметке было сказано _в_с_е_ и довольно подробно, с пониманием сути дела и со знанием фактов. Не было в ней лишь приведено ни одного имени. Она заканчивалась словами: "Эти неизвестные пока люди из России посетили Бурже с неким иранцем, надо полагать, не случайно. Вскоре мы надеемся сообщить, кто эти люди, и кто такой этот иранец..." Заметка была без подписи. Но анонимность эта не ввела Фиту в заблуждение. Он понял, что из нее торчат уши Желтовского, что корреспонденция эта - не только результат парижских наблюдений Желтовского, но и контактов его со Скорино. Вопрос, как широко раскрыла рот Скорино, во весь ли голос она заговорила с Желтовским. Что делать? Припугнуть ее? Пойти на мировую? Предложить денег? Но она куда-то исчезла. Поговорить с Желтовским? О чем? Корреспонденция-то анонимна! Страшно то, что редакция обещает вернуться к этой теме, дабы обнародовать имена. Это - катастрофа. И ничего предпринять, предвосхитить он не может...

Весь день Фита ходил сам не свой, все валилось из рук. И на заседании Думы пошел нехотя, не мог видеть скопище людей, хотелось закутаться в вату, ничего не слышать, запереться от окружающих... Единственной трезвой мыслью было твердое решение ничего не говорить рыжеволосому Якимову.

Но, как говорят, беда не приходит одна.

Поздно вечером Фита сидел на даче у себя в мансарде, служившей ему и кабинетом, и спальней. Он был мрачен, дурные предчувствия не отпускали, гоняли по замкнувшемуся кругу: Скорино, Желтовский, выследивший их в Париже, фотография, где он в парижской гостинице вместе со всеми.

И тут ударил по натянутым нервам телефонный звонок, Фита от неожиданности вздрогнул. Кто бы это? Глянул на часы: без четверти одиннадцать. Снял трубку:

– Слушаю.

– Это я.

Он узнал голос Якимова.

– Зачем вы... Вы же знаете порядок.

– Я все знаю. Я в поселке. Звоню из автомата на платформе, жду.

– Сейчас оденусь, - Фита почувствовал, как взмокло подмышками. В особо крайних случаях осторожный Якимов позволял себе звонить ему на дачу или на городскую квартиру. Да и то только из автомата. А на работу вообще никогда.

На платформе было темно, безлюдно. Только что прогрохотал, пронесся поезд дальнего следования, еще не осела взвихренная им пыль, выбитая колесами из гравия между шпал...

– В чем дело?
– хмуро спросил Фита, когда встретились.

– Во-первых, сегодня арестован Ушкуев. Этого дурака взяли с поличным в момент получения мелкой, ничтожной взятки от какого-то общества слепых. Там, наверное, сто зрячих на одного слепого. Идиот, мало ему было... Он трус, начнут трясти, посыплется, как из развязанного мешка... Второе похуже. Вы в Париже с Желтовским _т_о_г_д_а_ встречались?

– Да. Мельком, в Бурже.

– Говорили о чем-нибудь?

Фита насупил брови, вспоминал. И как в кратком свете ночной молнии возникло: Бурже, толпа, вдруг подошедший Желтовский, их разговор: "Вы-то каким чудом здесь?
– спросил Желтовский.
– Вы же теперь ушли в другую сферу".
– "В командировке, - ответил Фита.
– Но по старой памяти решил заглянуть сюда..." - "Кто эти трое, тот рыжий и двое справа, беседуют с каким-то бородачом?" - "Понятия не имею..."

– Перебросились двумя-тремя фразами, я ему попенял, что до сих пор не сделал фотографий с моей дачи, - соврал Фита, с ужасом сопоставляя этот разговор с Желтовским со всем, что произошло, и что еще могло последовать.
– В общем пустяковый разговор.

– Вот вам продолжение вашей встречи с Желтовским в Бурже, - протянул Якимов ему два листка.
– Тут ксерокопия со статейки в парижской газете и перевод ее на русский.

– О чем статейка?
– в волнении засопел Фита, уже догадываясь, о чем речь.