И если в первый раз погибло всего лишь около сорока человек, пускай они и были детьми; то во второй раз погибло порядка трёхсот, среди которых были так же мои друзья и коллеги…

— А что насчёт недавно испробованных препаратов?

Да… мы мало того, что лишаем этих детей детства, так ещё и ставим над ними опыты, как над обычными крысами…

— Ты о «P46» и «Re78»? — поинтересовался он, начав капаться в куче бумаг, не очень аккуратно разложенных на столе.

— Именно.

Вообще мы испытываем не только эти два препарата, но эти самые интересные — особенно второй.

— Хм… — начал он, вглядываясь в найденную бумагу, — … с «P46» ничего интересного: подавление боли всё ещё не полноценное, хотя мы и усилили дозу «гемоксита».

— Ожидаемо.

Всё же создать препарат, который навсегда убирает боль далеко не просто…

— А что там с «Re»?

— Ну… — говорил он, уже вглядываясь в другой лист, — тут уже всё лучше: организм уже начал пытаться отрастить потерянные конечности, правда, боль даже под «пэшкой», говорят, ужасная… Подопытные кричат, пока им не вколют транквилизаторы.

Не хотел бы я это слышать…

Но, если честно, уже поздно считать себя чистым, всё же я тут с самого основания, в отличии от многих моих коллег.

— Даже Первый кричал?

— Если бы… Сидел себе и делал вид, что ничего не происходит. Чёртов монстр…

Может это и неправильно, но тут я понимаю своего коллегу.

Первый… он… его трудно назвать человеком, пускай мы сами и виноваты, что буквально сотворили его таким своими руками.

— На нём точно не работает «пэшка»?

— Ему её даже не вкалывали…

Жестоко… но…

— Я не про это. Может быть, одна из прошлых «пэшек» была удачной?

— Не-а… — отмахнулся он, — вот возьми, — всучил он мне в руки лист бумаги. — Это замеры его сердцебиения и пульса. Стоит ему начать испытывать боль, как они в миг повышаются, так что боль он точно чувствует.

— А это нормально?

— Что именно, мы так-то много чем ненормальным занимаемся?.. — с усмешкой спросил он.

— Я про то, что ему не вкалывали «пэшку» и он должен был испытывать чудовищную боль. Это, случаем, не повредит его сознание?

— Не думаю, что это возможно… и мне кажется, со мной солидарно большинство учёных. Знаешь, нельзя сломать то, что уже сломано.

А можно ли считать Первого — сломанным? Пускай он и странный, но монстром его считают всё же за его способности: все тесты, которые он проходит, он проходит идеально. Начиная почти с самого раннего детства, он прилагал максимум усилий к учёбе и быстро в ней преуспел.

Я не помню, чтобы он сдал тест не на все сто баллов. Притом не важно — был ли этот тест на академические, физические, или социальные способности. Итог всегда был один — он набирал максимум.

А странным же его считают из-за его… поведения.

Он с самого рождения не проявлял каких-либо эмоций: у него не было желаний; не было предпочтений; он даже в детстве ни разу не плакал, впрочем, как и в будущем…

Именно поэтому его многие и боятся. Он больше напоминает машину в теле человека…

Неожиданно дверь, в которую я недавно вошёл, резко открылась. Спустя мгновение я увидел человека, стоящего за ней. Подполковник, № 3001. Этот человек руководит всем на этой базе, он — главный.

Увидев его, мы резко напряглись, а мой коллега встал со стула. И всё потому что мы знали, какой у него характер.

Стоило ему завидеть нас, как он нахмурился и, испытывая явное отвращение, сказал:

— Время пришло — используйте инъекцию «Re».

Что?..

Время пришло?..

Инъекция «Re»?

Почему?

Что происходит?

Я ничего не понимаю…

— Но «Re» — это же… — начал мой коллега, но не успел договорить, как ему прострелили голову, а по кабинету раздался глухой звук выстрела.

— Я знаю, что это, кретин… — держа в руке подрагивающий пистолет, сказал подполковник. — Ты, — говорил он, смотря на меня, — сколько у нас есть «Re» ампул?

— Одн-н-на… — кое-как выговорил я, смотря на труп моего коллеги и медленно растекающуюся от него лужу крови.

— Дерьмо… — выплюнул он. — Тогда иди и вколи её Первому.

Я застыл от страха и незнания, что делать. А тем временем, моё сердце билось так, как никогда до этого в моей жизни: выстрел, труп, растекающаяся кровь, — всё это сейчас пыталось уложиться в моей голове.