Я вообще был человеком сугубо урбанизированным. Для полноценного существования мне необходим был комфорт, который в современных мне условиях можно было создать легко, стоило лишь захотеть, да заработать на этот комфорт денег. Несмотря на то, что жил я последние годы в поселке, уровень комфортности там перевешивал городской: большие площади самого жилья, везде теплые полы, ванна с форсунками, чтобы эффект джакузи присутствовал, теплый удобный сортир с полочкой для телефона и умывальником, по полу шнырял робот-пылесос, а кофе-машина варила разные виды напитков, на выбор. И дом я рассчитывал строить себе огромный, уже даже проект готовил… М-да. Теперь вот я сижу в насквозь продуваемой комнате с горящим камином, имея ночную вазу под кроватью и верхом комфорта для меня будет являться отсутствие клопов. Все-таки человек странная скотина, ко всему приспосабливается.

Стук в дверь раздался неожиданно, я вздрогнул, выплеснув немного воды из таза на пол. Румберг, когда еду приносил не стучался, а мои спутники сейчас, скорее всего, уже ели. Это мне отдельно курицу на постоялых дворах варили, да кашу делали, плохо понимая, зачем, если есть вон какая прекрасная туша, целиком зажаренная в очаге. Корф же и Криббе не были ограничены диетой, поэтому им сильно долго ждать не приходилось. Так что я понятия не имел, кто это мог быть.

– Посмотри, кто там ломится, – сказал я негромко, и сидевший в это время у камина и чистящий мои сапоги Крамер легко поднялся и направился к двери. За дверью стоял Д, Аламбер с поднятой рукой, скорее всего, собирался опять постучаться.

– Разрешите войти? – он обратился ко мне заглядывая в комнату из-за плеча, стоявшего в дверях Крамера. – Сударь, я хотел бы поговорить.

– Господи, какой вы настойчивый сукин сын, – процедил я по-немецки, и по-французски добавил. – Заходите. Я не совсем понимаю, о чем вы хотите со мной поговорить, но ваша настойчивость делает вам честь.

– Я попытался проверить ваше утверждение, – парень сел на стул после моего кивка, и принялся сразу говорить, суетливо заламывая руки. – Конечно, полноценный эксперимент в условиях постоялого двора сделать не удастся, но кое-что все-таки сделать можно. Так вот, я попытался поставить опят и действительно на границах температур получил легок дуновение воздуха, и это… поразительно.

– Господин Д, Аламбер, вы всегда так много говорите? – довольно грубо перебил я его.

– Что? – он посмотрел на меня немного расфокусированным взглядом. – А это, да. У меня ведь степень юриста.

– Ну конечно, это многое объясняет, – я усмехнулся. – Я безумно рад за вас, господин Д, Аламбер, что вы сумели реализовать опыт пусть даже частично, но объясните мне, ради бога, я вам сейчас зачем понадобился?

– Знаете, ваше высочество, – я удивленно приподнял бровь, но Д, Аламбер лишь отмахнулся, – я спросил про вас у вашего сопровождающего барона Корфа, – добавил он, как будто это объясняло абсолютно все. – Я являюсь лиценциатом прав, но делопроизводство меня никогда не увлекало. Мне всегда была интересна математика, физика, медицина, стеклодувное дело, все, что связано с естественными процессами. Я начал писать большую энциклопедию ремесел и моими трудами уже заинтересовалась Парижская академия наук, присвоив мне звание адъюнкта. А сейчас я еду в Берлин по приглашению короля Фридриха, который также заинтересован в моей энциклопедии и пригласил меня поучаствовать в Берлинской академии.

– Я очень рад за вас, господин Д, Аламбер, честно, но, так и не понял, что вы от меня-то хотите?

– Уже много веков люди не могут сформулировать причину ветров. Даже знаменитейшие умы современности приходят в растерянность от этого вопроса. А ведь это знание очень важно. Оно важно для мореплаванья в первую очередь. Ведь зная, что такое ветер, можно рассчитать его силу, его направление, сделать множество предположений.

– Можно. Сейчас вы знаете, и вам все карты в руки, – я, если честно, уже устал от него, никогда не получал удовольствия от разговоров с задротами.

– Мне интересно, как вы, обладая таким знанием, можете так пренебрежительно к этому относиться.

– Да потому что мне плевать, как вы понять этого не можете, – я закатил глаза, пытаясь донести до него столь простую истину. – Я где-то это услышал, запомнил, но мне на самом деле все равно, как там образуется ветер. Для меня главным является, чтобы он не дул вот прямо сейчас и не заметал дорогу. Все на этом.

– Именно поэтому я и пришел к вам, – он вздохнул. – Барон Корф сообщил, что вы несколько невежественны и вам необходимо с кем-то заниматься, чтобы восполнить пробелы образования. Я готов некоторую часть этих обязанностей взять на себя. В конце концов в Петербурге тоже есть Академия наук, поэтому заниматься моими трудами можно и там.

– А зачем вам это? – я устало прикрыл глаза. – Вот вам лично зачем?

– Потому что вы мне интересны, ваше высочество, – совершенно искренне сообщил этот молодой гений. – И я хотел бы параллельно вас изучать.

– Как очередной естественный процесс, логично, – я криво усмехнулся. – Нет, я уже начинаю привыкать, что мои учителя сами меня находят и сами решают нужно ли им меня обучать, или не стоит. И знаете, я, наверное, соглашусь. Только при одном условии.

– При каком? – он улыбнулся.

– Я позволю вам меня изучать как этакое неведомое существо, но вы, как только я устроюсь наладите мне стеклодувное производство. Я тоже весьма любопытен и очень хочу посмотреть, как именно делаются бокалы и витражи.

– Хорошо, – он пожал плечами. – Полагаю, что вопрос о моем жаловании мне лучше решить с бароном Корфом.

– Да, лучше с ним, – вот ведь улетевший-то он улетевший, а о хлебе насущном не забывает. Не зря юриспруденцию изучал. Хотя, я сейчас не мог не потирать руки от злорадства от того, что мне вот таким простым способом удалось лишить Фридриха одного из ученых. Фридрих вообще стал моим камнем преткновения с этим миром. И, если для юного герцога, этот коронованный олень был кумиром, то вот во мне он вызывал совершенно противоположные чувства. Боюсь, как бы это не перешло в манию, потому что в этом случае я не успокоюсь, пока не сотру Пруссию с лица земли.