– Гийом, Андрей Иванович, скрипача зовут Гийом, – раздался еще один голос, и я сглотнул. Что это у меня в комнате за сборище такое собралось без уведомления?

– Точно, Гийом, вот ведь старость, уже и имена начал забывать. А скажи мне, любезный мой Василий Иванович, не видишь ли ты где-нибудь поблизости шельму эту Шувалова? Он же совсем разленился. И за мной следить перестал, и здесь мышей не ловит.

– Не любишь ты, Андрей Иванович, Шуваловых, – во втором голосе прозвучало легкое осуждение.

– Да зачем мне паразита этого любить-то, если он, гад такой на мое место метит? Все перед государыней пытается старым и немощным выставить. И не скажешь же, что змею такую на груди пригрел, не я его к себе приблизил, но мне его терпеть. И где его черти носят-то?

– Вот чего не могу знать, того не могу, – во втором голосе прозвучал отчетливый смешок. – Ну а ты, Сергей Васильевич, пошто молчишь, хоть бы слово какое молвил?

– Я-то жду, когда уже его высочество изволит на нас внимание свое обратить, ведь давно мы уже поняли, что не спит он, – я невольно зажмурился. Их трое, или больше? Кто они такие и почему все-таки смогли так легко пройти в мою спальню? – Ваше высочество, обратите уже на нас внимание. – После такого приглашения мне ничего не оставалось, как сесть в постели, натянув повыше одеяло, и хмуро посмотреть на незваных гостей. Их все же было трое. Один из них уже в возрасте, а вот двое других еще вряд ли переступили порог сорокалетия. Одного из них я знал – этот был князь Гагарин Сергей Васильевич, которому на моем дне рождения пожаловали звание камергера, как раз между двумя залпами роскошного фейерверка, а затем назначили к моему пока что чрезвычайно малочисленному двору. Но за прошедшее с того дня время новоиспеченный камергер ни разу у меня не появился, поэтому я, пожав плечами, принял его должность за синекуру и продолжил жить дальше, упор в своих занятиях делая на катехизисе и физических упражнений. Двое других были мне пока не известны.

– Могу я поинтересоваться, что вы делаете в моей спальне? – спросонья я часто бываю груб, и сегодняшнее утро, с такой оригинальной побудкой, исключением не было.

– Лично я ищу Шувалова и наблюдаю за этим дьявольским созданием, с которым вы, ваше высочество, явно вступили в сговор, чтобы вывести из строя вашего учителя танцев. Как мне по секрету одна птичка рассказала, у вас сложилась крайняя неприязнь не то к господину Лоуди, не то к скрипачу, как бишь его, опять забыл, не то к самим танцам. Это очень огорчает государыню, знаете ли, которая знатной танцовщицей считается, – произнес самый старший из троицы, расположившейся за столом, стоявшем недалеко от кровати.

– Мне жаль все это слышать, но я так и не понял, что произошло с Лоуди, где мой камергер и кто вы такие, – мой взгляд встретился с насмешливым взглядом старшего и я едва не проиграл, потому что у меня возникло очень сильное желание отвести глаза, насколько колючим и пронизывающим был взгляд моего собеседника. Старый и немощный, ага. Он таких как я на завтрак жрет, а на обед так двумя прикусывает.

– Так уж получилось, что я только сейчас закончил дела в поместье, чтобы приступить к службе вашему высочеству, не отвлекаясь пока на насущные дела, – заявил Гагарин. – И когда я уже шел, чтобы согласовать свои обязанности с фон Криббе, произошел небольшой инцидент, заставивший Андрея Ивановича Ушакова самому прийти сюда к вам, чтобы о нем сообщить.

– Да уж, Сергей Васильевич, не умеешь ты говорить ясно и понятно, – Ушаков покачал головой, а я невольно вздрогнул, потому что Тайная канцелярия вызывала у меня вполне определенные ассоциации, которые радость почему-то не вызывали. – Я вот с ужасом представляю, что ты однажды по дурости попадешь ко мне в застенок. – Ну, нормальное такое заявление, это он сейчас угрожает Гагарину, или действительно сожаление выказывает? – Как же я дознание буду проводить, ежели ты своим словоблудием можешь запутать кого угодно. Вот не знаю, как у его высочества и Василия Ивановича, но во мне эти твои словесные кружева вызывают стойкое желание дать тебе в ухо. Сочувствую, ваше высочество. Вам ведь придется с Сергеем Васильевичем ежедневно общаться. Но в одном он прав, случилось некое происшествие, которое, полагаю, будет требовать вашего участия. К счастью, не моего. Я лишь хотел представить вам Суворова Василия Ивановича, которому я и поручил разобраться в этом инциденте. Но это я так, брюзжу по-стариковски. Уж простите, ваше высочество, старика.

– Что за инцидент? И что произошло с Лоуди? – я перевел взгляд на Суворова, который выглядел немного поадекватнее. – Мне может кто-нибудь внятно сказать, что произошло?

– Лоуди упал, его сбила с ног ваша кошка, – посмеиваясь, сообщил Суворов. – Он сломал ногу и теперь долго не сможет ни сам танцевать, ни вас мучить. Фон Криббе его сейчас успокаивает и организует отправку из дворца восвояси. Что касается инцидента: в общем, вашего Д,Аламбера и этого Ломоносова наши люди сегодня вынуждены были препроводить в темницу. В небольшом доме, который государыня недавно по вашей просьбе приобрела, эти двое вели себя безобразно: они шумели, а потом и вовсе устроили дуэль, а в их выкриках шедшему мимо этого дома патрулю почудились недозволенные речи, поэтому-то они и оказались у нас в Тайной канцелярии. Но оба молчат и не хотят ни в чем сознаваться. Поэтому Андрей Иванович испросил разрешения у государыни, чтобы привести вас, ваше высочество в дознавательскую, может быть, в вашем присутствии они заговорят. Тем более, что лично мне не верится, будто они замешаны в чем-то серьезном. Не хотелось бы переходить на более суровые методы дознания.

– Господи, ну как кто-то мог расслышать крамолу от Д,Аламбера, если он только по-французски говорит, да латынь знает? – я протер лицо. – Если вы меня оставите, господа, то я сумею собраться гораздо быстрее.

– Разумеется, ваше высочество, – Ушаков встал первым и весьма бодро пошел к двери. – Тем более, что я миссию свою выполнил, Суворова вам представил. Теперь можно и к государыне на доклад идти, пока Бестужев опять что-нибудь про меня не ляпнул. Хочет Алексей Петрович, ой как хочет скинуть меня да Шувалова на мое место поставить, – и Ушаков, покачав головой вышел за дверь, а следом за ним потянулись и остальные.

После того, как все трое покинули меня, в комнату проскользнул Румберг, чтобы помочь мне собраться. Что тут сказать, без слуги это сделать действительно довольно затруднительно. Потому что надо и таз с водой принести, чтобы умыться, и с одеждой разобраться, и элементарно горничным на ночную вазу указать. А вообще даже странно немного было видеть в своей комнате троих мужиков вместо миловидных дворовых девок, которые должны были быстренько и с пресловутой вазой разобраться, и дров в печку подкинуть.