Кожа кварка оказалась упругой, гладкой, холодной, словно влажная резина. Не за что ухватиться, гребень слишком низкий и скользкий. Но зато спина плоская, и я закатилась на эту спину, как на водный матрас, стараясь не задумываться о том, что именно в этот момент лирта-дрессировщица, а точнее, магукротительница беспечно кокетничала со стоящим рядом Мартом, и на меня парочка вообще не смотрела.

Ему что, не хватило дома утех?..

А потом…

В какой-то момент мне стало совершенно безразлично что-то ещё, кроме самого движения, самой фантастической поездки верхом, которую только можно себе вообразить. Я даже оглянуться-то не успела, как оказалась в сотне метров от берега, фигурка Марта на берегу казалась крошечной.

— Умчи меня, олень, в свою страну оленью! — заорала я, прекрасно зная, что никто меня не услышит. Брызги, поднимаемые лаполастами кварка, то и дело попадали на лицо. И, наверное, только сейчас я по-настоящему и поверила, что я — в другом мире.

Глава 20.

Мы сидим на песке.

Март трясёт лохматой головой, вытряхивая песок. Каюсь, в том есть и моя вина. Кажется, первые минут тридцать после возвращения на твёрдую землю я провела в состоянии аффекта. Не помню, что творила — что-то кричала, размахивала руками и пыталась швыряться в Марта всем, что попадалось под руку. К счастью, ничего особенного не попадалось, а то ведь я за себя не ручаюсь.

И вот я пришла в себя, и теперь нам обоим немного неловко. А может, и много.

Это море отличается от земного запахом. Пахнет иначе, влажной скошенной травой. И самую малость мятой.

— Говорят, на дне, — нарушает затянувшееся молчание Март. — Тоже растут тараксумы. Подводные. Огромные, с дом величиной. Красота….

Я едва ли не хрюкаю от неожиданности, но давлю смешок в кулаке.

А потом, неожиданно для самой себя, осторожно касаюсь пальцем вплавленного в кожу над виском Марта ромбовидного чёрного камня.

— Не больно?

— Нет, — но его лицо каменеет, и я испуганно отдёргиваю руку.

— Расскажешь?

— Что именно ты хочешь знать?

— Что это такое? У вас тут так принято? Как… украшения?

— Нет, — он явно колеблется, и когда я уже открываю рот для того, чтобы сказать, что нисколько не настаиваю на откровенности, неожиданно продолжает, глядя в стену. — Я… мы с Ильяной росли в довольно глухом местечке, далеко от Магристы. Я уже говорил, что наши родители умерли, нас с сестрой воспитывала прабабушка. Бабушка отца. Так получилось.

Мы помолчали ещё.

— Она была уже очень, очень немолодая женщина, со сложившимся взглядом на мир. Знаешь, из тех, кто не приемлет даже культ Тираты, который вошёл в силу всего лишь в последние полвека. Разумеется, до этого в Единую тоже верили, но раньше большое вниманию уделяли грозным безымянным тёмным божествам, драям и другим сакралям.

По единственному верному, разумеется, мнению лирты Ласвиры, даруемые Единой донумы развращали и убивали своих носителей. В общем, когда выяснились мои способности к некромантии, она привела меня к своей соседке для того, чтобы их запечатать по древнему обычаю. Конечно, камень мезонтит гасит магию, но на самом деле в Магре его так мало и он так дорог, что все эти целители, лекарки, магички и прочая шушера, обещающая заблокировать нежелаемый донум, не более чем шарлатаны. Но каждый раз, несмотря ни на что, находится множество доверчивых граждан, — Март хмыкает и взъерошивает свои непослушные волосы, улыбается, немного натянуто.

— В общем, мне было шесть, когда наши с Ильяной родители сгорели в лесном пожаре, а бабка нашла меня, рыдающего на пожарище в компании обгоревших, мёртвых, но бодро прыгающих мелких лесных тварей. И лет восемь, когда терпение литры Ласвиры закончилось, и она привела поднимающего безголовых куриц, не в меру жалостливого правнука к своей соседке-магичке, с мнением которой она всегда считалась больше, чем с мнением верховного жреца Тираты. Ну и за одну зарезанную свинью да две кадки с квашеной рипсой маленького Мартена подвергли не самой приятной процедуре. Честно говоря, она имела эффект — это было так жутко, так больно, что пару лет после я действительно ничего магического совершить не мог, так боялся повторения.

— Дикость какая! — не выдержала я. — Но ведь твой донум остался при тебе?

— Это не мезонтит, просто речной камень, — Март пожимает плечами. — Хотя иногда мне кажется, не случись этого всего, я… Но что было — то было. Мне не мешает.

Он так же осторожно, как и я только что, касается пряди моих чёрно-бирюзовых волос.

— Красивый цвет.

— В том мире, без магии, который мне снился, — я немного запинаюсь, но всё же продолжаю, — люди не могут иметь такой цвет от рождения. А в Магре, выходит, могут?

— Цвет волос ни от чего не зависит, — Март уже привычно не удивляется моим странным замечаниям. — Просто какие-то оттенки встречаются реже, какие-то чаще.

— Нет никаких ограничений?

— Никаких.

Внезапно он поднимается на ноги, отряхивает песок с брюк.

— Подожди меня здесь, я сейчас вернусь, — и направляется в сторону кварковой бухты. А я, снова чувствуя эту щемящую нотку внутри, смотрю на медленно поднимающийся над горизонтом розовеющий Стилус.

* * *

— Молоко?!