– Тебе было бы легче, если бы ты рисовал, смотря на мое лицо? – спросила она первое, что пришло в голову. Что угодно – не важно. Лишь бы отвлечься. Лишь бы перестала кружиться голова.

– Слушай, куколка, – его голос хрипел, но когда он снова обернулся, то казался вполне обычным. Немного растерянным и потрепанным, да, но уже вполне владеющим ситуацией. – Это было моей тайной, понятно? Да, иногда я ухожу сюда и рисую. Это… ну знаешь, успокаивает. И мне бы очень не хотелось, чтобы об этом кто-то узнал.

– Я никому не расскажу, – пообещала Летта и попыталась улыбнуться. Но Лиам продолжал смотреть на нее и хмуриться.

– У тебя черты лица нестандартные. Вот и все, – поджав губы, он привалился спиной к стене и скрестил руки на груди. Его поза казалась расслабленной, но все тело при этом было напряжено. Даже ткань футболки на руках опасно натянулась.

– Нестандартные? – вскинула брови Летта, покосившись на ближайший к ней портрет. Где-то под слоем краски проглядывались глаза, нос и губы, но после сверху их накрыло широкими и нервными мазками.

– Да, – повторил он. – Я нарисовал много разных лиц, а твое у меня почему-то не получалось. Поэтому портретов так много. Так что не обольщайся. Ничего в тебе особенного нет, кроме непропорционального лица и ужасно несимметричных губ.

Лиам хмыкнул, переводя взгляд на одну из картин, и ухмылка тут же пропала. А она даже немного обиделась, но в памяти все равно всплыл один момент, которому раньше она не придавала значения. Лиам, привалившийся спиной к дереву и водящий по земле тонкой веточкой, украдкой поглядывающий на нее.

– И да, – все еще не смотря на нее, Лиам замолчал ненадолго, прочищая горло. – Мне было бы проще, если бы ты мне позировала.

– Даже не знаю, справится ли с этим мое непропорциональное лицо, – обиженно буркнула она. Тогда Лиам покосился на нее и долго рассматривал, пока и вовсе не… улыбнулся?

– Ладно, может я и преувеличил, – беспечно пожал плечами он и иронично изогнул бровь. – Не такое уж оно и ужасное. Бывает и хуже. У Нео та еще рожа. Ну, ты и сама видела, что я рассказываю.

– Таких комплиментов я от тебя еще не слышала, – беззлобно закатила глаза Летта, радуясь тому, что напряжение между ними хоть и не исчезло, но по крайней мере ослабило свою хватку.

– Ты очень красивая, – вдруг твердо произнес Лиам без тени улыбки, смело смотря ей прямо в глаза.

А Летта почувствовала, как снова вспыхивает, как спичка. И тут же смущенно отвела взгляд, судорожно ища в комнате что-то, что помогло бы ей сменить тему.

Потому что чувствовала, что еще одно слово, и над пропастью окажется и вторая нога.

– А это что?

Она указала на стопку совсем маленьких холстов, что были прислонены к стене и повернуты к ней лицевой стороной.

Помедлив, Лиам нехотя подошел к ним и присел на корточки, разворачивая работы и демонстрируя их.

– Я серьезно, куколка, если ты хоть кому-то расскажешь… – на всякий случай повторил он, устрашающе округляя глаза.

– Поняла-поняла, – отмахнулась Летта, присаживаясь на корточки рядом с ним и наклоняя голову, чтобы лучше рассмотреть картину. – Убьешь меня.

– О, нет. Смерть для тебя тогда покажется блаженством.

Летта уже не обращала на его слова никакого внимания, они уже не вызывали в ней того страх, что раньше. Она внимательно рассматривала картины, на которых – о чудо – не было ее лица.

Выходит, что Лиам и правда рисовал что-то еще. Может и зря она так разволновалась?

На первом, самом маленьком холсте было очень много черной краски. Прямо по центру – рваный диск полной луны. Ночное небо, что видела над головой каждую ночь, она узнала сразу. И так на каждой картине. Темное небо. Яркая луна. Где-то полная, где-то лишь полумесяц.

Но было в этих картинах нечто странное, что объединяло их, и отличало от реальности. Помимо непроглядной черноты и яркой луны на каждой из них, Лиам изображал что-то еще. Например, на первой картине вокруг луны, прямо на черной краске, были равномерно разбросаны короткие палочки неона. Голубые, розовые, фиолетовые – все они помогали луне освещать темное небо. А на второй картине вокруг луны пустились в пляс маленькие Нексы с белоснежными крыльями. На третьей луну обрамляли три зажженные лампочки, от которых по всему небу тянулись черные провода. А на четвертой и вовсе все заполонили полуголые девицы, которых смущенная Летта спешно отставила в сторону.