Шрифт:
Вечером того же дня еду к маме, ем гороховый суп и плачу в тарелку:
– Мам, у меня будет ребенок… Мам… только замуж я не пойду!
Мама улыбается, гладит меня по голове горячей рукой и говорит:
– Ну и хорошо! Я так рада! Кого ты хочешь, мальчика или девочку?
И жизнь летит. Интересная, веселая, счастливая. Моя.
До 24-го февраля 2022 года.
Сегодня случился еще один эпизод моего дежавю наоборот. Осколок, навсегда воткнувшийся в голову.
Мирный город в зелени и тюльпанах. Мой веселый малыш Дарвин, гордо вышагивающий по тротуару, блики солнца на его кудрях. Огромными голубыми глазищами он смотрит куда-то в сторону дороги и восторженно говорит:
– Ма, это гудедик!
Грузовик, значит. Дарвин без ума от грузовиков и поездов.
– Да, милый! – говорю я и поворачиваю голову в ту сторону, в которую указывает сын. А там стоит смерть. Зелено-черный «Урал» с простреленным лобовым стеклом и буквой Зет на борту. Из открытого окна с пассажирского места Дарвину машет военный:
– Привет!
Я беру сына за руку, прохожу десять шагов на прямых ногах, потом сгибаюсь и начинаю выть.
Почему в моем сердце нет злости? Почему в моем сердце нет сомнений? Почему в моем сердце вообще ничего больше нет? Есть только большая, болезненная, черная, бездонная дыра…
– Ууу… – реву я так, что прохожих на ближайшие сто метров расплескивает по дальним углам тротуара.
– Ууу… – отвечает мне черная дыра в моем сердце.
И у меня только одна просьба к этой Вселенной. Береги! Береги мою маму!
Мамочки, как страшно…
Глава 3. Круг первый. Автобус
Цок-цок-цок.
Это колеса моего чемодана стучат по ступеням многочисленных переходов автовокзала. Чемодан несет папа, мама несет мой рюкзачок, я несу сонного Дарвина. Пашка идет вперед, забегая на десяток шагов:
– Нет, это не тот автобус… И это не тот!
– Я вижу, – говорю я. – Восьмая платформа.
Мы подходим к нескольким высоким автобусам, вокруг которых стоит толпа людей. Разных, но одинаково всклокоченных, со скорбными лицами: мужчины курят в стороне, женщины с детьми сидят на сумках, по перрону пожилая женщина ведет старушку, которая еле переставляет ноги. Маленькая девочка с рыжеволосой куклой уныло и сонно трет глаз, на корточках рядом сидит ее мама, что-то шепчет ей в ухо.
– Какой номер твоего автобуса? – папа крутит головой, ставит чемодан и начинает деловито вглядываться в толпу. Он всегда старается организовать все самым наилучшим образом. И из-за этой его деловитости и обстоятельности у меня на секунду появляется ощущение, что я не бегу, я просто еду в путешествие, меня ждут приключения и открытия, берег теплого моря, маленький отель, пара занятных зарисовок в мой блог…
Но эмоциональный взлет сразу сменяется на эмоциональную пропасть. Что там ждет впереди, а что останется здесь?..
– Рассадка на свободные места, – говорит водитель. – Идите, смотрите, что осталось…
Мы пробираемся в душный салон. Мест уже совсем мало. Папа говорит:
– А вот интересно, как они сюда добрались? Комендантский час до шести, автобус на семь, сейчас половина, а уже все тут…
– Может, живут рядом? – сказала мама.
– Может, на такси ехали? – предполагает Пашка.
– А что, разве на такси в комендантский час можно? – резонно замечает папа.
Мой рюкзак и пакет с едой в дорогу ставят на пол, под сидения. Мы нашли два места рядом – для меня и Дарвина, но почти на самой галерке, предпоследний ряд. Места сразу за нами занимают последние пассажиры, входящие в салон – мать и дочь, девочка с рыжеволосой куклой.
Конец автобуса – только женщины с детьми. Я сразу прикидываю (вечная привычка молодых мам все время сравнивать своего ребенка с окружающими) – мой Дарвин самый маленький. В центре салона коалиция из женщин средних лет. Одна из них с собакой. Женщины сразу начинают знакомиться, выяснять, кто и куда едет. А впереди расселись старики. Те сидят тихо. Даже как будто не двигаясь. Не люди – скульптуры, вырезанные из дерева и вот так состарившиеся от ветров и дождей, подточенные короедами, подпаленные лесными пожарами. Но еще существующие. Еще живые.
В салоне есть несколько мужчин. Интересно, куда они едут? Как выедут? Или просто провожают стариков до границы?
Дарвин в возбуждении. Он любит автобусы. Потому поторапливает, спешит занять свое место у окна, по сто раз повторяющий:
– Апо! Апо! – это значит «автобус» на тарабарском.
Пока есть еще пара минут, Дарвин нехотя выходит обратно на улицу, отмахивается от объятий деда и поцелуев бабы, с любопытством заглядывает в открытое багажное отделение автобуса, смотрит на громадное колесо.
Мама, папа и Пашка стоят кучкой. В сотый раз повторяют прежние напутствия:
– Как только будет остановка где-то – ты пиши, где вы.
– Как границу переедешь, – советует Пашка, – ты не забудь тарифный план переключить, там у тебя будет немного интернета и мобильная связь.
– Ты, главное, не стесняйся, всем напоминай, что ты с ребенком, может, помогут чем.
– И если остановка – спроси, где вы, и нам пиши!
Я киваю. Чтоб опять не разреветься, иду в салон и с высоты большого туристического автобуса смотрю на моих маленьких, сбитых в кучку маму, папу и Пашку. Как они стоят нахохленно, сжимаясь от промозглого утреннего ветра, как крутят головами, что-то потихоньку говорят друг другу. Я фотографирую их через стекло и все же реву, реву…