— Но мы это не допустим, — продолжил я. — Начнём с сегодняшнего дня, уроем любого, кто к нам сунется. И плевать на их планы, мы сделаем по-своему. И как раньше уже не будет никогда.

— Ты никогда так не говорил, — заметил Кирилл. — Куда ты всё-таки ходил? Не в тот же храм?

— Именно туда. Так было нужно.

— И нашёл там правителя мартиров? — Паха усмехнулся.

— У князя есть план, раз он так говорит, — влез Алекс. — Нужно его выслушать.

— Ладно, — Кирилл скрестил руки. — Раз ты так настроен, то знаешь, что делаешь.

— План простой, — я поднялся со скамейки. — Я сделаю всё работу, но вы помогите мне, когда потребуется. Ты, Алекс, прикрывай мне спину. Ты, Паха, когда я скажу бить, бей! Не жди, не сомневайся, просто бей!

— Хорошо, — здоровяк сразу как-то скис. — Если ты так говоришь…

— А ты, Света, — я хитро улыбнулся. — Заморозь воду.

— Что? — удивилась она.

— Когда настанет время, заморозь воду. И всё.

— А что делать мне? — спросил Кирилл немного расстроенным голосом.

— А у тебя, Кирюха, особая роль. Оставайся в резерве и жди, когда можно будет вмешаться. В этом деле я могу полагаться только на тебя.

— Хорошо, — он кивнул. — Но ты расскажешь нам, что происходит?

— Вот он нам расскажет, — я показал на приближающегося к нам парня.

К нам бежал ученик из другого класса. Светловолосый парень хоть и запыхался, но всё же скорчил надменную рожу при виде меня.

— Меня послал граф Оболенский, — сказал он. — Граф не понимает, с чего это ты решил, что можешь поднимать руку на его друзей. Но признаёт, что ты мог погорячиться. Поэтому он ждёт тебя в столовой, где ты, князь Воронцов, принесёшь ему прилюдные извинения. Тогда он тебя простит. И сильно бить не будет.

— Передай графу, — сказал я. — Что я немедленно иду в столовую. И когда я приду, пусть любезный граф встанет на колени и поцелует меня в жопу. Можно просто чмокнуть. Тогда я прощу его за то, что его люди напали на моих. А если он не попросит прощения, я ему таких пиздюлей отвешу, что он до конца жизни не забудет.

Гонец открыл рот, побледнел, потом покраснел, а после торопливо побежал назад, постоянно оборачиваясь и едва не спотыкаясь.

Класс молчал долго.

— Ну и дела, — пробормотал Паха.

— И не говори, — добавил Кирилл, вытирая лоб.

— А это не всё, — сказал я. — Сейчас будет ещё веселее.

Едва сбежал посланник Оболенского, как мы заметили новую угрозу. Месье Рене, француз, как и большинство учителей в этой школе. Недавно опять стало модным набирать учителей-иностранцев, как в старые времена.

— Вы что вытворяете? — выкрикнул он на чистом русском, придерживая парик, чтобы не унесло ветром. — Вы избили двух детей!

— Всего одного, — возразил я. — И он сам напал первым.

— Вы избили бедного Женю, — продолжал возмущаться учитель, не слушая меня. — Я сейчас же иду к директору. Если вы в этом виноваты, то он вас отчислит!

Месье Рене обвиняюще указал на меня пальцем и скрылся, придерживая парик. Не очень удачно, лысина иногда проблёскивала.

— Отчислят? — возмутился Кирилл. — Так это же они напали! Да никто бы слова не сказал, если бы избили нас!

— Всё будет хорошо, Кирюха, — сказал я. — Идём в столовую. Я проголодался.

— Т-т-ты, — Паха показал на меня рукой. — Ты собрался драться со всем его классом? Тогда нас всех точно отчислят. А перед этим убьют!

— Может быть, — я пожал плечами. — Но скучно вам точно не будет, я же говорю.

Класс уныло побрёл за мной. Растянувшаяся колонна больше походила на похоронную процессию. Чем ближе к столовой, тем мрачнее все становились. Хотя Алекс вроде держался, но по нему всегда сложно сказать, что он думает.

— Да не ссыте, — сказал я, останавливаясь у дверей. — Я точно знаю, что сегодня всё закончится хорошо. Поверьте.

Я вошёл внутрь просторной столовой. Когда-то мой класс сидел у окна с хорошим видом на море. Потом Оболенский занял стол себе, где и сидел сейчас, смотря на меня гневным взглядом.

В его классе человек десять, в основном крепкие парни. Правда, Женя сейчас отлёживался в госпитале, а Вадик совершил очень умный поступок и скрылся. Тем лучше для него, потому что оставшимся сейчас будет очень больно.

Когда мы вошли, в столовой стало так тихо, что слышно, как дремал Василий Романов, наследник империи, положив голову на стол. Отсыпался после очередной попойки.