— Хотим узнать, сэр Йоль, какие новости вы привезли с собой, — Линдур сощурил холодные серые глаза, — Видишь, аж в телегу не помещаются, полотно не всё прикрывает.

«Местные... не должны узнать» — отчетливо звучал в ушах шелестящий голос малефика.

— Это дело Церкви, и нам нужно будет все подробней рассмотреть, прежде чем говорить вам что-то... — осторожно начал Йоль, но старейшина резко ударил своей клюкой землю — вспорол её проклятой деревяшкой так, что камни брызнули.

— Вам нужно, значит! А нам не нужно знать, что происходит? Вы ходите тут и там, разнюхиваете, едите нашу еду и пьете наш эль, а мы не получаем ничего взамен. А сейчас вы возвращаетесь с этой телегой и своим полудохлым зверолюдом, и ничего не собираетесь объяснять? Клянусь Богом, всё больше мне кажется, что вы просто разбойники, решившие поживиться на нашем несчастье!

— Эй, осядь! — подал голос Аларик. По хмурости и твердости голоса он вполне мог стать соперником старому вояке, — Мы здесь, чтобы помочь, хочется вам этого или нет. Ты не имеешь никакого права так...

— Не имею права?! Я не имею права?! Я имею достаточно прав, чтобы вышвырнуть вас отсюда! Мы достаточно далеко от столицы, здесь о вас никто и ничего...

— Вы... нам угрожаете? — от такой наглости голос Йоля звучал удивленно, а не предупреждающе. Аларик бросил короткий взгляд на своего брата, и тот кивнул. Его пальцы уже давно нашли рукоять меча.

Лицо Линдура перекосилось и покраснело — так стоило бы смотреть на врагов, но никак не на тех, кто в самом деле желает помочь. Самое страшное было в том, что его злость находила отклик в лицах других селян. Глухой, но лишь усиливающий рокот толпы напоминал шелест приближающейся волны, шуршащей на камнях. Недовольных лишь прибавлялось. Йолю пришло в голову, что, в общем-то, лопату или грабли, а тем более кирку при определенной сноровке можно использовать с тем же успехом, что и меч. Количество оружия у местных сразу как-то угрожающе возросло. Но Йоль лишь крепче сжал меч — про рыжего здоровяка можно было многое сказать, но только не то, что он трус.

— Вы, должно быть, шутите, — он исподлобья оглядел толпу, — разве мы давали повод так к нам относиться? Разве не вы вчера молили Доброго Бога о спасении?

— Мы молили о спасении, а не о грабеже!

— Ворюги проклятые!

— Да ничего мы не крали! — срываясь, прорычал Йоль, — Хотите — проверьте сами! Сходите на кладбище, проверьте! Нам не нужно ваше золото!

— Что тогда в телеге? А? Ничего не брали — а она вон, аж прогнулась!

— Можно я вырежу язык этой визгливой курице? — прошипел сквозь зубы Аларик так, чтобы слышал его лишь брат. Мужчина поспешил обратиться к толпе прежде, чем это сделал его близнец в привычной для себя манере.

Он напустил на себя серьезный, ужасно не подходящий для него вид. Кажется, даже щеки чуть-чуть надул:

— Мы нашли то, что, возможно, поможет... в решении вашей проблемы. Как только наш малефик очнется, мы начнем разбирательства и...

И? И что? Йоль судорожно пытался придумать, что добавить, пока не ляпнул, совершенно растеряв ничтожные остатки уверенности и, как смекнул мгновением позже, интеллекта:

— И всех спасем?..

У Йоля лучше выходило общение с собственными башмаками, чем с народом. В конце концов, он и не политиком был, а простым воином — тем самым, который должен расшибать мозги врагам и присматривать за колдуном, чтобы тот не попутал, на чьей стороне сражается, не поддался голосам своих демонов.

Эти мысли в данный момент его совсем не успокаивали. Даже напротив. В воздухе ощутимо запахло паленым.

— Вы ничего не сделали! Мы тоже могли бы жечь этих мертвецов, нам для этого не нужны воины!

— Покажите нам, что вы полезны! Мы заслуживаем защиты!

— Мы хотели помощи, а не воровства! Вы пришли сюда и думаете, что вам всё можно!

Йолю показалось, что его внутренности кто-то жарит на сковородке. Свело желудок и захотелось в кусты. Он не был трусом, но ужасно выносил давление. Особенно — тупой толпы. А та собиралась, шумела, возмущалась и подбадривала тех, кто кричал на близнецов злым, брызжущим ядом голосом. Линдуру уже и не надо было ничего говорить — он сказал достаточно, чтобы спустить милых селян подобно псам с цепи.

— Сколько ещё наших погибших отцов и матерей придется сжечь?! Это жестоко!

— Это ужасно!

— Убирайтесь прочь вместе со своим демоном!

— Уродом!

— Это ваша вина!

Дальнейшее было неизбежно. Камень глубоко рассек скулу Аларика. Толпа тут же замолкла. Словно после удара грома в преддверье молнии, гробовая тишина сковала землю. Можно было расслышать, как где-то бьется в окно муха.

Кажется, они сами поняли, что это уже слишком. Но поздно.

Аларик отступил, тронул ранку и с большим удивлением глянул на алую ладонь. Царапины на лице всегда сильно кровоточат, и вскоре кровь уже каплями катилась по подбородку, с тонким звоном билась о костяной ключ на груди — символ их общей веры.

Йоль сглотнул.

Во вскинутом, окровавленном лице Аларика было больше от дикого зверя, чем от человека, тем более — воина на страже Церкви.

— Ал! — крикнул Йоль, но одуревший от запаха крови близнец уже достал ножи. С рычанием он кинулся вперед, Йоль — наперерез, схватил вокруг плеч и крепко сжал. Аларик был сильный, быстрый, но всё-таки крепыш-Йоль был больше.

— Никто... не смеет!.. Я не позволю... Это не сойдет им с рук! — хрипя, Аларик бился в руках. Жилы на его шее страшно вздулись, зубы блестели в оскале, из груди вырывались проклятья пополам с рычанием. Аларик был безумен в гневе.