Я позволила коснуться своих губ и включила «авось». В конце концов, целуется Винсент приятно, да и чисто внешне мне нравится. Ну, не могу я ему отказать в этом деликатном деле. Не могу и почему-то не хочу…

Время остановилось. Все-таки гормоны у меня имеются, и если в обычное время они спят, то с прикосновением чужих губ, сразу просыпаются.

– Лика… – Винсент выдохнул мне в губы имя и я вздрогнула от неожиданности. Рядом таинственно мерцали фиолетовые глаза, – Мне нужно тебе кое-что сказать…

Взглядом я попросила не останавливаться, а говорить.

– Ты не должна меня бояться. Я…– он нахмурился, собираясь с силами, – Я давно… То есть…

Он запнулся. Это было так странно, что я почувствовала неладное. В чем он мне собрался признаваться? Что убивает людей? Ест младенцев или балуется черной магией? Мне не хотелось слышать ничего из вышеперчисленного, но я решила дать ему шанс. Вдруг он раскроет семейную тайну или расскажет, например, где моя мама и почему он не хочет видеть моих приемных родителей.

Но Винсент молчал. Он покраснел, как рак, и крепко сжимал мою кисть. Да что с ним такое?

– Помнишь розу два года назад?

– Розу? – я сначала не поняла, о чем он.

– Я оставил тебе на внутренней стороне подоконника розу, которую я сотворил своими руками, – быстро проговорил он, будто стесняясь.

– На четвертом этаже пятиэтажного дома, – эхом проговорила я, – То есть это был ты?

– И это я сказал той девушке в приемной комиссии, что самое вкусное мороженное продается в том магазинчике у памятника Пушкину, – казалось, Винсент решил разбить все тайны между нами.

Вот только после каждого его слова мне почему-то становилось все безрадостнее.

– Получается, ты с самого начала знал, кто я? – аккуратно высвободила его руку и отодвинулась.

Он кивнул и настороженно ждал моей реакции.

– То есть ты следил за мной? – взвизгнула я, – Ты – псих?

– Нет, что ты, – отмер он, – Просто ты мне понравилась.

– И ты следил за мной! – уличающе стукнула кулаком по лавочке.

Мужчина помедлил, но все-таки кивнул.

– Это же запрещено законом! Сколько мне тогда было лет? Пятнадцать?

А я еще думала, что Винсент нормальный. Да где же моя хваленая интуиция была?! Почему я сразу не рассекретила этого маньяка, не догадалась, что он преследовал меня все это время.

– Я увидел тебя на улице, когда впервые перенесся в Москву, – осторожно сказал Гюрон и погладил меня по руке, – Ты шла домой в сиреневом, легком платье. Твои глаза блестели, а волосы отливали золотом… Мой отец говорил, первой узнает чувства душа, а разум – после…

Я не могла поверить своим ушам. Что за романтическая дребедень? Он лжет! Пусть и смотрит томным фиолетовым взглядом, пусть нежно улыбается мне, но он лжет – я чувствую это!

– Ты – псих ненормальный, – я одернула руку и вскочила со скамейки, – Почему увязался за мной? О какой душе ты говоришь, о каких чувствах? Ты не зубы не заговаривай!

– Ты не понимаешь, Лика, – куратор тоже встал, – Я искренне, всей душой хочу быть рядом.

Эти вдруг прозвучавшие в его интонации просящие нотки сдернули мой спусковой крючок. Душа? Искренность? Он издевается? В какие игры решил играть со мною?

– Не надо, – усмехнулась я, – Лучше оставь меня в покое.

– Не могу, – он криво усмехнулся в ответ, – Ты – мое счастье, ты – мой жизненный смысл, ты – моя награда…

С каждым произнесенным словом он менялся, его мимика и движения тела затормаживались, будто впадая в спячку.

Как потерявший над сознанием контроль, как отравленный газом, он видел только меня и не осознавал ничего вокруг. Расфокусировавшимся взглядом он глядел мне за плечо, там, где, скорее всего, была аура. Он улыбался незнакомой блаженной улыбкой и откровенно пугал.

Да что с ним такое? Что за странная перемена? Винсент всегда казался мне преисполненным разумности и спокойствия феем, но сейчас у него от волнения дрожали руки и весь вид стал каким-то придурковатым, а потом он потянулся ко мне.

Пощечина вырвалась быстрее, чем я осознала, кому ее влепляю. Резкий звук, остановка дыхания. Винсент замер. Страх накрыл второй реакцией, и мне бы броситься прочь, но я гордо вздираю подбородок. Плевать! Пусть хоть испепелит на месте, но касаться трясущимися руками я не позволю.

Но Винсент все также стоит оторопело. Его задурманенные фиолетовые глаза темнеют. Я вижу, как за одну секунду они превращаются в темное, почти черное пятно.

Он действительно превращается? Горло охватывает ужас и становится трудно дышать.