Наконец, я решил пройти весь путь пешком. Мне хорошо была известна авеню Лотар, но улицы Филь Соваж я не знал и даже никогда не слыхал о ней. Скорей всего, она пересекала авеню Лотар и, следовательно, находилась на расстоянии одной мили отсюда; быстрым шагом я мог добраться до нее за полчаса.

Несколько минут больше или меньше не составляли разницы, поскольку «Ю. М.» безусловно ждет моего прихода с нетерпением; теперь меня больше всего тревожило, как отнесется он к тому, что я не смогу вручить ему бриллианты в обмен на Договор.

Разумеется, я не верил, что Ю. М. был ювелирным мастером: ведь Максина поведала мне историю с бриллиантами, украденными у дю Лорье на пути в Амстердам. Я ничуть не сомневался, что человек, которого мне довелось защитить в поезде, был исключительно ловким вором-международником, «освободившим» беспечного дипломата от ожерелья герцогини. По версии, которую я разработал, идя на Филь Соваж, – «альбиносу» помогали в краже его соучастники, и он задумал их провести, ускользнув в Лондон, чтобы не делиться с ними добычей. Преследуемый ими, страшась возмездия, он переезжал из города в город, не желая расставаться с бриллиантами, и наконец решил бежать из Англии, где атмосфера стала для него чересчур горячей. Он заказал отдельное купе первого класса в дуврском поезде и занял его с комплектом спортивных принадлежностей (очевидно, желая выдать себя за игрока в крокет или гольф). Но, к своему ужасу, увидел вдруг своих бывших компаньонов – тех самых, от которых убегал, – отпирающих дверь его купе железнодорожным ключом!..

Все это было только предположением, потому что, по моим наблюдениям, его попутчики ни разу даже не пытались заговорить с ним за все время нашей поездки. Однако эта моя версия разъясняла многое, что до сих пор оставалось загадкой, и делала правдоподобным поведение альбиноса, который в отчаянии предпочел доверить свое сокровище незнакомцу (зная его лишь «по фотографии в газете»), нежели отдать тем, кого он обманул.

Я решил употребить всю силу дипломатии, чтобы выманить у Ю. М. мой зеленый футляр с Договором прежде, чем он поймет, что уже никогда не увидит своего футляра с бриллиантами. Мысленно я начертал себе план действия еще до того, как пришел на авеню Лотар, где довольно быстро нашел Рю де ля Филь Соваж, паршивую, слабо освещенную улочку, странное название которой («Дикая») вполне соответствовало ее виду. Я вспомнил, что этот парижский район всегда имел дурную славу, здесь гнездились нищета и преступность…

Дом под номером 218 был большим уродливым зданием – нечто вроде дешевой гостиницы, где сдаются комнаты приезжим. Я едва мог рассмотреть его номер при свете уличного фонаря, висевшего через дорогу и тускло освещавшего ряд темных зашторенных окон за узкими балконами.

Большая двойная дверь с облупившейся краской была заперта изнутри, но я позвонил привратнику и через несколько минут услыхал легкое щелканье замка, означавшее, что дверь открыли. Помедлив, я вошел в сумрачную прихожую и был окликнут из-за полуоткрытого окошечка чьим-то сонным голосом. Обладателя голоса я не видел, но догадался, что это консьерж, вероятно, он сидел сейчас полураздетым на койке и был недоволен, что какой-то ночной визитер поднял его с постели в столь поздний час.

Я отвечал ему согласно указаниям автора записки: мне нужно видеть господина Буше.

– Пьер Буше уехал еще вчера в Руан, – пробормотал сонный голос за окошечком. – И приедет нескоро. В его комнате сейчас находится его приятель, мосье Морель, приехавший сегодня засветло…

Я подумал: очевидно, Морель это и есть мой альбинос. Следовательно, мне надо во что бы то ни стало попасть к нему в комнату.

– Очень хорошо, – сказал я. – Мне как раз и нужен мосье Морель. Мы с ним условились встретиться.

– А-а, понимаю (консьерж сладко зевнул). Значит, это вы заходили к нему недавно и предупредили, что зайдете еще раз? Так, что ли?

Мои мысли быстро разобрались в сложившейся ситуации. Было ясно, что незадолго до меня какой-то человек приходил сюда, когда консьерж уже находился в постели; поэтому он спросонок не замечает разницу между нашими голосами. И если я скажу, что я – не тот человек, то швейцар вряд ли пропустит меня среди ночи и даже, может быть, поднимет шум, чего я меньше всего желал.

Я решил воспользоваться подвернувшейся мне возможностью.

– Совершенно верно! – сказал я отрывисто. – Это приходил я. Дорогу я знаю, спасибо!

И я начал подниматься по лестнице. Никого не встретив по пути, я миновал этаж за этажом, пока не добрался до шестого. Дальше лестницы не было, значит, это был верхний этаж.

На всех нижних этажах лестничные пролеты были скупо освещены газовыми лампами, но верхний этаж тонул в полумраке. Кто-то прикрутил газовую горелку – нарочно или по небрежности.

Справа и слева от лестничной площадки тянулись в темноту коридоры, однако я знал, что мне надо идти влево. Почти на ощупь брел я по темному левому коридору мимо каких-то дверей, пока не уперся в стенку. Очевидно, тут и находилась «последняя комната», о которой писал в записке Ю. М.

Чтобы убедиться в этом, я зажег спичку, обнаружил дверь и постучал в нее. Ответа не было.

«Он не мог уйти! – сказал я себе бодро. – Он должен ждать меня!.. Просто он утомился и заснул, вот и все!»

И я постучал еще раз, посильней. Тишина. В третий раз я постучал так громко и продолжительно, что, наверное, разбудил даже соседей.