– Мальчик! – кричала она на бегу. – Слышите все? Наш мальчик приехал!

– Никогда не знаю, где наткнусь на нее, – пробурчал тот, кому, очевидно, предназначался этот полный радости возглас.

Из шатра, из-за него начали выходить люди. И клянусь – за масками респираторов скрывались улыбки. Я зацепилась взглядом за цветастые тряпки, заменяющие одежду тем, кто так искренне встречал нас.

– Парень! – раздавалось со всех сторон.

– Тормози колымагу! – кричали моему провожатому.

Он остановился. Вышел. И как будто встал на свое место. Он был здесь, среди этих шумных, смеющихся людей своим. Было это и странно, и как-то приятно. Его затягивал этот цветастый шумный вихрь. Захотелось стать рядом с ним и дать увести себя.

– Пойдем, – протянул он мне руку, безуспешно уворачиваясь от протянутых в приветственных жестах рук.

Мне опять жутко захотелось схватиться за подставленную ладонь. Это желание делало мне больно.

– Сама выйду, – заталкивая как можно глубже боль, хмуро пробурчала я. Показалось правильным заменить невозможность осуществления желания ожесточенностью.

– Как знаешь, – мой провожатый развернулся и зашагал в направлении шатра.

Я вылезла с сидения вслед за ним. Ноги тут же увязли в песке. Лабораторная обувь наполнилась песком.

– Кого с собой привез? – поинтересовалась старушка, весело подмигивая моему провожатому.

– Да так, – он запустил пятерню в волосы.

– Подрабатываешь или как? – от толпы отделился один мужчина. Высокий и темноволосый, он сразу привлёк мое внимание, отвлекая от нерадостных мыслей. Невозможно было разобрать, сколько ему лет. Он казался невероятно молодым. И только удивительные, старые глаза нарушали эту безупречную картинку. Бледная гладкая кожа, блестящие волосы, идеальный профиль. И древняя, притягивающая мудрость во взгляде.

– Ки! – мой провожатый повернулся к нему. И сделал совершенно невероятное – обнял высокого и что-то зашептал ему на ухо.

– Пойдем, девочка. У нас холодный шербет как раз есть. Ну, пойдем, милая, – обратилась ко мне бабуля.

Мы направились к шатру. Вся толпа, что встречала нас, как-то бесшумно разошлась. Остались только мы.

Высокий перешел от моего провожатого ко мне.

– Ки, – глянул он исподлобья. – А ты?

– Тэсс, – прошелестела я. И добавила зачем-то: – Отвыкла от имени.

– Ничего, – покачал головой Ки. – Бывает. Добро пожаловать в Убежище!

Старушка же тем временем пыталась поспевать за моим провожатым и одновременно обнимать его.

– Как ты в плечах раздался, мальчик, – приговаривала она. – Подрос, что ли?

– Мэмми, хватит, – пробурчал мой провожатый.

– Да что уж, и пошутить с тобой нельзя? – распевала старушка. – Знаю я, знаю.

Она примирительно покачала головой, приподнимая сетку у входа. За тонким плетением, спускаясь с полога, свисали арабески. Они весело звякнули, когда мы задели их головами, входя в пурпурный полумрак.

Внутри шатер оказался еще интереснее, чем снаружи. С полога свисало много всякой всячины, цветные шнуры с кучей подвесок, кисти, бусины. Качались и горели небольшие фонарики. От цветного стекла плыли и переливались блики. Зеленые, розовые, оранжевые. Пол был устлан коврами. Лежали подушки, разнокалиберные, расшитые бусинами и яркими нитями. В дальней нише, задернутой фиолетовым пологом, виднелась черная, грубо вырезанная фигурка полумесяца.

– Красиво, – только и смогла выговорить я, снимая маску.

– Это Мэмми, – усмехнулся Ки, тоже избавляясь от респиратора. – Назвала этот шатер парадным залом. – Он махнул в сторону еще одного входа: – Там душ. Освежитесь с дороги. Здесь, – Ки мотнул головой в другую сторону, – переход в другие шатры. Если тебе захочется поговорить, мальчик, найдешь меня там.

Мой провожатый покивал головой.

Тем временем Мэмми направилась к пологу и села перед фигуркой полумесяца.

– Мэмм, – грозно нахмурился Ки. – Опять?

– Цыц! – прошелестела та в ответ и склонилась, как мне показалось, почтительно. – Храни нас, ночь, во тьме и при свете дня, храни нас в пути и в постели, от слов и от вещи во тьме, укрой нас от наших врагов, проведи нас сквозь себя, великая мать, целыми и невредимыми.

– Мэмми, ты бы накормила их, – Ки мягко коснулся ее плеча. Только в тот момент я осознала, что его спокойный, тихий голос расслаблял, взгляд успокаивал. Колдовские глаза!

– Да, – Мэмми обернулась спокойно, кивнула головой в сторону полумесяца, будто бы сверкнувшего ей в ответ. – Ты же знаешь, без этого я никуда. Сейчас все будет.

– Язычница, – усмехнулся Ки.

– Кто бы говорил, – Мэмми усмехнулась, легонько стукнув Ки по ладони. – Он так ярится, – добавила она, – потому что я на днях заявила, что его собственная теория хороша только для таких, как он, сказочников. «Взять все – и поделить!» Нет, ну вы слышали? Чушь.