Шрифт:
— Не может быть. Должно быть я что-то напутала. Это было так давно. Клянусь, Синтия. Я отшила Торренса и сразу поехала к Дрю. Я видела его. Говорила с ним. Он никак не мог…
— Может и не мог. Но у не было окно, и теперь мне нужно больше информации и еще больше ответов. — Я встаю, снимаю с сумку со спинки стула и закидываю на плечо. — На тот вечер у Дрю было алиби — Челси. Почему? — я пытливо смотрю ей в глаза. — Почему вы оба просто не сказали правду? Зачем пытаться скрыть после всего, что произошло?
— Тебе было так больно. Так много боли. Физической и эмоциональной. Я просто не могла… — У нее на глаза навернулись слезы. — Если бы я все рассказала, это бы тебя добило, и я бы не смогла с этим жить.
Я ей верю. Не уверена, что смогу простить ее, по крайней мере, сейчас, но я верю ее словам. Потому что это, в конце концов, довольно эгоистично. Эгоистичные причины обычно самые честные.
Я еле избежала утопления, затем смерти, и последние несколько лет предполагала, что отмылась от всей грязи и мерзости, присутствовавшей в моей жизни — Дрю, Челси, все. Я была лотосом, вырванным из мутной воды.
Новая жизнь. Новое начало.
Легко начать жизнь заново, когда у тебя амнезия.
Может быть, этого достаточно.
— Мне очень жаль, — снова говорит Кэм, когда я ухожу из патио.
— Мне тоже, — мне жаль, что дружба, которая, как я думала, была у нас когда-то, теперь навсегда запятнана.
Я прохожу приличное расстояние, прежде чем открываю приложение Убер и заказываю такси в отель. Мне нужно время, чтобы расслабиться, подумать. Я была так наивна в своей любви к Дрю — я знаю. После Челси… я думала, что после этого с моей наивностью покончено.
В то время, ослепленная любовью, я думала, что мы с Дрю были единственными людьми в мире, которые переживают то, что переживали мы. Полагаю, именно это с нами делает первая любовь. В реальности вас ждет разочарование. Насколько отчаянно я нуждалась в любви? Истинной любви? Настолько, что доверилась ему?
Но двуличность Кэм ранила больше, чем любое предательство со стороны Дрю.
Я пять раз щелкаю резинкой, считая вслух, чтобы заглушить навязчивые мысли, бушующие в голове.
Испытывая отвращение к самой себе, я перехожу через улицу, дожидаясь машины, и именно тогда у меня возникает это чувство. На улице жара, но по коже пробегают мурашки, сзади на шее выступает холодный пот.
Я останавливаюсь на углу и оглядываюсь вокруг, сердце болезненно колотится в груди. Через тонкую рубашку я касаюсь шрамов, а точнее рваного шрама, который с ужасающей точностью начинает болеть каждый раз, когда я чувствую опасность.
«Это все в твоей голове».
Я расстроена. Обижена. Фантомная боль может быть вызвана сильными эмоциями даже у обладателей достаточно ограниченного эмоционального диапазона. Мы так же истекаем кровью.
Но страх усиливается, подталкивая меня вернуться назад… я резко оборачиваюсь и вижу, как в зарослях сосен исчезает фигура.
«Только бы это было животное», — мысленно умоляю я.
Но фигура слишком большая для зверя. И слишком похожа на человека.
«Кто-то вышел на прогулку».
Но я чувствую на себя взгляд, чувствую, как кто-то наблюдает.
Синяя «Хонда» заворачивает на дорогу и сигналит. Я спешу к машине, убегая от Кэм, прошлого и правды, которая мне открылась.
Кто-то меня преследует.
Глава 19
Идеальный шторм
Лэйкин: Сейчас
Я не умею лгать. Позвольте перефразировать: я не умею лгать другим людям. Ложь, которую мы говорим себе, чтобы справиться с нашим бессмысленным существованием, чтобы почувствовать себя более значимыми, отличается от специально придуманной лжи, призванной обмануть другого человека.
Рис — ходячий детектор лжи. От осознания этого ложь, которую я подготовила о визите к родителям, прожигала мне язык. Возможно, это от того, что я знаю, что меня, скорее всего, поймают, но мысль о том, чтобы солгать Рису казалась… неправильной.
В любом случае, к тому времени, как я слышу, как он проводит ключ-картой у двери нашего номера, я мысленно прогоняю свою речь столько раз, что она выглядит неестественной. Поэтому, когда он спрашивает:
— Как твои родители?
Я выпаливаю:
— Я ходила к Кэмерон.
Сейчас полночь, но похоже, смена часовых поясов его вовсе не беспокоит. Его темно-серые глаза холодно и спокойно смотрят на меня.
Он кидает спортивную сумку в угол и снимает пиджак.
— Она знала Майка Риксона?