Лишь бы не становиться винтиком бесчеловечной системы, где социум с рождения написал для тебя сценарий.

Мечта побега из рутины родилась вместе со мной, но за последние два года обострилась и оформилась, обросла конкретикой.

Наивные иллюзии. Такая же вспышка конкретики захватила разум в пять или шесть лет.

Жили в Мордовии, в маленьком городе Ардатов.

Недалеко от города, в заброшенном селе Редкодубье, поселился табор цыган. На деревенской телеге, по грудь в соломе, цыганского барона провезли, как древнего идола, всего в золоте и с младенцем на руках. Из горла покрикивал на оборачивающуюся лошадь и в зарослях на лице приоткрывалась сверкающая пещера принца персии.

Под видом театральных гастролей – попрошайничали, воровали и торговали героином.

Для отвода глаз держали циркового медведя. Но по настоящему прикрывали продажные менты.

Цыгане устраивали представления для горожан. Участковый пряча улыбку в усах, подставлял под выручку с билетов дерматиновую папку со сверкающей застёжкой, и прохаживался неподалёку.

И пока горожане, вылупив бессмысленные глаза, пялились на женщин в пёстрых юбках, сексуально скачущих под безумные ритмы, отдельная группа "артистов" ловко изымала кошельки у восторженной публики.

Менты, у любителей шоу, даже заявления не принимали.

На представлении появлялся и Потапыч. Старый, грузный, униженный и забитый медведь на цепи. По сигналу златозубого цыгана поднимал лапы и крутился вокруг своей оси, изображая удалой танец, наклонялся и кувыркался два-три раза, в медвежьем говне блестела натянутая цепь.

Скривив лицо наблюдал – кульбиты мишка исполняет в состоянии трагического непонимания и жалости к себе. Убогие горожане аплодировали и улюлюкали.

На одном из представлений, старый цыган дал слизать белый порошок Потапычу, подсунув под мокрый нос морщинистую руку с забинтованным пальцем.

У мишки заблестели глаза, спецназовским нырком подкатился к наивно улыбающемуся цыгану и передними лапами схватился за косматую голову, а задними упёрся в живот.

Раздался хруст и хлопок лопнувшей шины, брызнула светлая артериальная кровь, медведь жадно подставил пасть под бьющую струю и напившись, долго мял в лапах растрёпанную голову, а из неё, как монеты из игрального автомата, сыпались сверкающие на солнце зубы.

Менты с побелевшими лицами беспорядочно палили в медведя из служебных ТТ.

Потапыч на трёх лапах (видимо одну прострелили) рванул в лесопосадки и скрылся.

Когда ограбленные, но довольные зрелищем разошлись, я на площадке собрал целую горсть золотых зубов…

Первый капитал для путешествий.

Мечта чуть не погибла в тот же вечер. Мать, с перекошенным брезгливостью и страхом лицом, приказала тут же выбросить эту гадость. Первый звонок для глубинного, подозрительного недоверия к женской оценке важного и второстепенного. Ну что она понимает?! Как это, выкинуть ветер с далёких гор, нагретый асфальт автострады, тяжёлый от добытых сокровищ рюкзак?

Конечно же ничего я выбрасывать не стал. А обиду на мать затаил. Горькую, фундаментальную. Так обижаться могут только дети и наивно думать, что всё легко забывается. Нет. Помню до сих пор.

Двадцать лет прошло. Сейчас мне двадцать семь.

Восемь лет назад переехал в Москву и почти сразу понял – от себя не убежишь. Смена географической точки ничего не решает.

Даже смена статуса – декорация.

Раньше я таскался в офис и гордился, если компания престижная и богатая. Но быстро заметил – социальная ловушка. Приманка для мух. Дают фальшивые ощущения причастности к чему-то значительному, но взамен – огромный жирный паук высасывает твою сущность. Драгоценная эссенция данная каждому в ограниченном объёме поглощается ненасытным монстром. Твоё невосполнимое время жизни, способность к творчеству, чувство справедливости и бунт против рока – выдаивается из тебя с понедельника по пятницу, чтобы хозяин конторы мог заправить вялый член в очередную провинциальную дуру, примчавшуюся в Москву на похожую приманку.

Уже несколько лет я работаю на себя. Офис – на кухне съёмной квартиры. Или в спальне. Или в кафе за углом. Но радовался не долго. Внутренний резервуар стал расходоваться ещё быстрее. Хоть и не наёмный сотрудник. Фрилансер, якобы вольный художник, только рыть канавы ради покушать, я прихожу к тем же людям, но теперь уже со своей лопатой.

Я так же придумываю дизайн и маркетинговые стратегии, для тех же пауков и паучих, и ещё прикладываю дополнительные усилия, чтобы им понравиться, завоевать доверие, доказать адекватность. А взамен чувствую нарастающее опустошение и стремлюсь потратить полученные деньги, чтобы не смотреть, как внутренняя ёмкость мельчает с каждой полученной суммой за выполненный заказ.