— Я возьму и тебя, и Тори. Вы же моя команда. Тем более, что я не исключаю возможности ловушки, — ответил я. — Так что вы мне понадобитесь.

— Вот круто! — улыбнулся от уха до уха Тори. — То есть я готов!

— Ловушки? — насторожилась Кори, переспросив, недовольно посмотрев на Тори.

— Конечно, я совершенно без понятия, как выглядит почерк моей сестры, которая мне написала, — пожал я плечами. — Мы никогда не переписывались и не были особо близки. Так что её именем мог подписаться кто угодно, врагов и недоброжелателей у меня хватает. Кроме всего прочего, небольшой группой проще разведывать. А любой боевой и не совсем боевой опыт вам пригодится.

— Значит, это опасно? — закусила губу Кори, обдумывая мои слова. — И на тебя могут объявить охоту?

— Ты отказываешься?

— Вовсе нет! — возмутилась она. — Но тебя могут узнать. Ты же сам сказал, что у тебя много врагов.

— Необязательно, что меня узнают. На фестивалях народ часто ходит в масках, — пожал я плечами. — Так что меня не узнают, если я сам этого не захочу. Не волнуйся об этом. Я смогу защитить и себя, и вас при необходимости.

Пока секрет смены личины я держал в тайне от своей команды: всё же в новых реалиях это серьёзное преимущество. Тем более не имеет смысла говорить о «Хенге», пока они не смогут управлять чакрой.

— Когда выступаем, принц Зуко? — спросил Тори, всем своим видом показывая, что готов идти прямо сейчас.

— Завтра на рассвете, — ответил я. — Кстати, тебе пора прекратить звать меня «принц Зуко», если не хочешь нас выдать. Бери пример с Кори, она не заморачивается на этикете. Так что и ты называй просто по имени, ладно?

— Хо-орошо, пр… Зу-ко, — смущённо улыбнулся Тори. — Зуко.

— Тогда до завтра. Будьте готовы на рассвете…

2 день 1 месяца, год Обезьяны эры Янгва.

Шу Дзинг, Страна Огня

Фестиваль, о котором писала Азула, как и у нас когда-то, начинался с последнего дня луны и заканчивался первой четвертью. То есть проходил с тридцатого дня последнего месяца по восьмое число первого месяца нового года. В эти дни было принято дарить подарки, украшать дом, обновлять обереги от злых духов и задабривать чертей. В детстве в последний день года мы с Итачи задабривали намахагэ. У них были горящие посохи и летающие ножи. Синие клыкастые лица-маски с огнём во рту были у духов-мужчин, а красные со светящимися глазами — у женщин, хотя в остальном они были одинаково лохматые и жуткие. Мама давала нам угощения, сакэ и сладости, и мы подходили и кланялись духам, обещая быть послушными в следующем году, взамен получая обереги и обещание духов не приходить до конца года.

Сейчас я понимаю, что в намахагэ переодевались кто-то из наших родственников, может быть, наш двоюродный брат Шисуи, который был постарше Итачи на пару лет, или тётя Кэйко, но они точно использовали Хенге и иллюзии, так что было на самом деле страшно. Итачи меня хвалил и говорил, что я не ревел, даже когда был совсем мелким, хотя я помню, что всегда с ужасом ожидал последний сякко* года, когда приходят злые духи.

Помню, что в тот год, когда осенью Итачи получил свой приказ и произошла резня, во время новогоднего фестиваля он был на миссии. Я очень переживал за него, потому что брат не получил оберег, а мама утешала меня тем, что Итачи уже взрослый и духи, пугающие детей, ему уже нипочём, ведь он стал капитаном АНБУ. Отчего-то этот эпизод вспомнился только сейчас. Возможно, потому, что когда собирался в Шу Дзинг, то среди вещей Зуко обнаружил синюю маску намахагэ, которая была подогнана под него. Впрочем, для вылазок самое то, чтобы не опознали по такой специфической внешности с приметным ожогом на пол-лица.

Дядя Айро упоминал, что мать Зуко — Урса — играла в уличном театре и даже во дворце разыгрывала сценки из различных пьес для своих детей. Может быть, маска была напоминанием о матери.

Обычно утром в первый день года мы всей семьёй ходили в клановый храм. Моя мама надевала красивое хомонги с ветками сосны и птицами, а мы с братом и отцом были в праздничных одеждах с монами клана Учиха. Смотрели на священные танцы, из которых я помню лишь то, что это было красиво и торжественно и что били барабаны. В долине, по которой мы двигались в сторону Шу Дзинга, мы тоже слышали эхо праздника. Оно напомнило мне о том, что потом во время всех деревенских фестивалей в Конохе я уходил на окраину, к пруду, который располагался рядом с нашим заброшенным кварталом, прозванным «кварталом призраков», и сидел там, не желая ничего праздновать без своих родных. Я запрещал себе даже помышлять о веселье, пока мои родные не будут отмщены. Получалось, что это были первые новогодние праздники, когда я исполнил свою месть. Вот только не было ни Конохи, ни моих друзей, ни брата, ни кого-либо из Учиха.

К Шу Дзингу мы подошли к полудню второго дня первого месяца. Остров оказался пусть и не большим, но не таким лёгким для прохождения из-за рек и озёр и в целом больших перепадов высот. Если считать по «старому стилю», то фестиваль начинался в последний тайан года и заканчивался во второй томобики. Сегодня тоже был томобики, и хотя я не относил себя к суеверным, но встречаться с Азулой именно в день, который считается очень плохим для общения с родственниками, не хотелось. Когда-то я Итачи после долгой разлуки встретил в томобики. Брат пересчитал мне все кости, напоминая о том, что нужно его ненавидеть, и отправил меня в госпиталь на месяц.

— Город вроде бы тоже располагается в горах, но совсем по-другому, чем Ю Дао, — заметила Кори. — Тут нет общей стены, и он более растянут вдоль реки.

— Интересно, а дом правителя — это вот то богатое здание в центре застроек или вон это, на утёсе? — поинтересовался Тори. — Дворец на утёсе тоже выглядит богато и внушительно. И этот дом проще защитить в случае чего. Выглядит неприступным… для армии, по крайней мере.

— Может быть, в центре города — это храм? — предположила Кори и взглянула на меня.