Шрифт:
Ну что сказать. В меру информативно, немного пафосно и очень не вовремя. У нас тут как бы войнушка небольшая намечается. Хорошо хоть чат развернулся не прямо перед глазами, а внизу слева. Отвечать времени нету, да и смысла тоже. А вот рейд-баффы прилетели очень вовремя. Причём на всю группу. «Большое благословение», «Бычья сила», «Кошачья грация», «Медвежья выносливость», «Мудрость совы», «Молитва», «Сокрушительное оружие», «Волшебное оружие +3», «Магическое облачение», «Щит ночи», «Сопротивляемость», «Защита против мировоззрения» и под занавес «Животная сила» на лошадей. Мда, напасть на монастырь, полный священников, паладинов и избранников — это тебе не семечки щелкать. Кстати, надо заметить, что при наложении одинакового типа баффов, работать будет только тот, который даёт наибольший эффект. Так, за счёт одних только усилений, я сравнялся по силе примерно с персонажем третьего, а то и четвёртого уровня. Естественно, не набафанного.
Всё это происходит очень быстро, круговерть боя захватывает с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Смотрю вперёд, до сближения с основной массой войск противника остались считанные секунды, а я последний у кого ещё осталась плюмбата. Оскалившись, швыряю дротик в ближайшего хобгоблина. Тот, оскалившись не хуже меня, да что там не хуже — гораздо лучше у него получилось, пытается поймать дротик на свой щит. И у него получается, правда не совсем удачно — плюмбата пробивает маленький щит хобгоблина насквозь, судя по всему, вместе с лапой, его держащей. И оскал сменяется на полный ярости вой. А он что, боли не чувствует? Хотя вблизи становится видна красновато-багровая дымка, окружающая всех гоблинов и хобгоблинов, участвующих в сражении. Скорее всего «Берсерк» или «Ярость». А возможно даже и то, и то вместе. Из шаманов тоже неплохие бафферы получаются. Особенно из шаманов крови.
Как и было нами задумано, Эйлер, жёсткоуправляя лошадьми, резко поворачивает повозку под углом примерно 90 градусов к защищающейся орде, и мы втроём в лучших традициях голливудских блокбастеров, друг за другом в безумном прыжке взвиваемся с повозки прямо в самую гущу орды. А сама лесная стражница продолжает гнать нашу, ставшую боевой, телегу всё дальше — на небольшой холмик в сорока метрах от кипящего сражения. Этот холмик мы приметили заранее, когда готовились к нашей операции прорыва, ведь он — практически самая идеальная огневая точка для стрелка во всей округе. Не считая конечно стен и башен монастыря.
С диким, каким-то первобытным рёвом: «Барра! Khazad ai-menu!» — я пушечным ядром, оттолкнувшись от борта повозки, влетаю в толпу врагов. В общем, спрыгнул я на редкость хорошо — аккурат прямиком на подраненного моим дротиком хобгоблина. Да всей массой, да прямо с разогнавшейся телеги. Всё-таки физика в этом мире очень даже реальна. Сержант орды и пискнуть не успел, как был смят моим таранным ударом. Естественно, бил я выставленным перед собой щитом, держа его на согнутой руке и упираясь во внутреннюю сторону своего тарча всем телом.
Пролетели мы таким своеобразным живым тараном недолго, ровно до следующего гоблина. И затормозили уже ударившись об него. Гоблин устоял, я тоже, а вот тело хобгоблина осталось распластанным, между нами. На остатках инерции делаю короткий шаг вперёд и с размаху опускаю свой полуторник косым ударом гоблину в шею. Удар оказался смертельным — голова гоблина куда-то отлетела, а из шеи хлынул фонтан крови. Блин, реалистичность просто зашкаливает. Но это всё потом.
Ибо нет места в бою глупым страданиям и сожалениям. Есть ты, есть враг, есть тяжёлый острый клинок в руках и верные друзья, поддержавшие тебя в самоубийственной атаке, а значит — бей, круши, руби. Живи на все 100, нет на все 200 %. И пусть образы содрогнутся, узрев нашу ярость, и скальды сложат достойные висы об этой битве, и взвоют женщины врагов, павших от рук наших, и… Так, что-то куда-то не туда немного меня занесло. Но остановиться я уже не мог, да и не захотел. На две секунды замираю — осмотреть поле боя и оглянуться назад.
Орду теснят со всех сторон — с тыла напали мы на повозке, а вслед за нами выбежали ещё остававшиеся и прятавшиеся на тот момент в лесу, «местные» и игроки. В основном разбойники, рейнджеры и, наверное, даже ассасины, правда их я не заметил. Но тихушники — на то они и тихушники, что их не должно быть видно до самого последнего момента. А этот самый момент, как правило, наступает, когда к твоему горлу уже несётся клинок убийцы, направленный безжалостной рукой. По левую руку от меня в ряды гоблиноидов врезался клин тяжёлой латной конницы. Латники конечно не успели набрать, необходимый для полноценного удара, разгон, но и так удар их бронированного, не до конца сформированного, клина был воистину страшен и опустошителен. От монастырских стен орду теснила контросадная команда, а сверху с башен и стен монастыря то и дело прилетали смертоносные «подарки» в виде стрел, дротиков и камней.
И сражение окончательно превратилось в свалку, в которой абсолютно нет места красивому фехтованию или танцу клинков. Зато есть место простым колющим и рубящим ударам, ударам катаны, принятым на броню ударам врагов и упоению боем лицом к лицу. Правда и сопутствующей таким сражениям вони тоже место нашлось. Запах крови и дерьма, пота и вспоротых потрохов, металла, сгорающей плоти, крики умирающих и стоны раненых, утробное рычание сошедшихся в бою существ и воинственные кличи, лязг железа и грохот боевых барабанов — всё сошлось в какой-то дикой какофонии. «Что-то перемудрили шибко разрабы с реалистичностью, как бы не сблевать» — пришла запоздалая мысль. И тут же растворилась без остатка в ярости битвы. И из этой причудливой, страшной смеси звуков, запахов и эмоций рождалось нечто новое — рождалась Песнь Битвы.
Действуя на всех без исключения, эта Песнь рвала душу на части, вызывая в живых существах самые дикие первобытные инстинкты, вырывая из глубин души самые потаённые страхи, мысли и желания.
Глава 13 У стен Силла-Кхасон
И в голове не осталось ровным счётом ничего. Моё «я» растворилось бесследно в этой упоительной ярости, в этой безумной Песни. Я рубил и колол, бил щитом, бил гардой, защищался сам и пропускал удары. Периодически чувствовал, что меня кто-то подлечивает. Так же чувствовал, что где-то там, за моей спиной меня прикрывает верная Лесная Тень Эйлер ла Криста. А сам в это время пробивался к отступающим Муграбу и Маркусу. Они пока что держались. Контратаковать самим у них получалось слабо, зато отлично получалось работать в паре, прикрывая друг друга своими большими щитами. Наконец я к ним пробился, втроём стало полегче. Да и натиск орды был сломлен. К нам пробились первые игроки из числа защитников стены. Или не игроки, а «местные» — сразу и не разберёшь. И стало ещё легче. Теперь уже бой превращался в рутину — задавить очаги сопротивления, добить по возможности убегающих, подлечить раненых. Безумие битвы, глухо ворча, потихоньку отступало куда-то на задворки сознания, в потаённые уголки души, чтобы однажды выплеснуться вновь.