Замаскированности зла особенно способствует существующее в судебном деле разделение функций (Ср. В. А. Маклаков, ук. соч., стр. 171.). Только благодаря ему люди могут относиться к судьям с особым почтением. Если бы один человек исполнял все {45} функции, связанные с судебным делом, - и арестовывал, и обыскивал, и отводил осужденного в тюрьму, и затем сторожил его; если бы судья, вынесший смертный приговор, должен был сам казнить приговоренного, - то судьи представлялись бы людям в совершенно ином и более правильном свете. Ведь даже сторонники смертной казни относятся к палачам с презрением.

Но в работе судьи всё складывается так, чтобы по возможности скрыть насилие. Суд только выносит приговор, но сам их не исполняет (В разговоре с моим отцом в Ясной Поляне в 1909 году Толстой рассказывал о том, что его племянница стала вегетарианкой после того, как к столу подали курицу, которую она накануне видела бегающей во дворе и "знала в лицо". "Вот если бы наши судьи, - прибавил Толстой, - почаще посещали тюрьмы и видели заключенных, которых они знают в лицо, так как сами их туда послали, то они бы уже не так легко выносили свои приговоры".).

Обстановка благолепия, в которой происходит судебное заседание; показные гарантии прав подсудимого, которыми оно обставлено; отшлифованные формы, в которых оно протекает, - вся эта бутафория заглушает в нас голос совести, говорящий, что в судебном зале творится насилие над человеком. Но для Толстого все эти внешние аксессуары судоговорения только ярче подчеркивают все то, что хотят за ними скрыть.

"Непосредственный палач, - читаем мы в "Не могу молчать", - знает, что он палач, и что то, что он делает, дурно и что его ненавидят за то, что он делает, и боится людей, и я думаю, что это сознание и страх пред людьми выкупает хоть часть его вины. Все же вы, от секретаря до главного министра и царя, посредственные участники ежедневно совершаемых злодеяний, вы как будто не испытываете того чувства стыда, которое должно бы вызывать участие в совершаемых ужасах".

{46} В глазах общественного мнения тюремщик и особенно палач - люди, быть может, достойные сожаления, но занимающиеся дурным, черствым, жестоким делом. В служебном мире они парии, меченные клеймом отверженности. Но судьи, - те самые судьи, которые передают людей в руки тюремщиков и палачей, - в глазах общественного мнения люди безупречные и почтенные; судейская служба - самая почетная из государственных функций.

Наконец, адвокаты, выступающие в судах защитниками подсудимых, и подавно являются любимцами общественности. Ведь они защищают личность в ее непосильной борьбе против государственного аппарата, стремятся спасти невинного от ужасов тюрьмы и казни.

Так расценивает участников судебного дела общественное мнение. Но для Толстого чем более прикрыто участие в дурном деле, тем более оно порочно. Роль "посредственного участника ежедневно совершаемых злодеяний" более постыдна, чем роль их прямого участника. Судья именно потому заслуживает еще большего порицания, чем тюремщик, что он предоставляет тюремщику всю грязную работу, а сам в парадном мундире или тоге может принимать позу "будто бы превышающую человеческие слабости".

А адвокат, будто бы снимающий с себя ответственность за приговор, так как сидит в судебном зале за столиком защиты, - адвокат менее всех заслуживает снисхождения. Участие защитника, формально независимого и никому не подчиненного, дает уголовному суду его наивысшую санкцию, оно является важнейшей лжегарантией мнимой справедливости суда, накладывает последний лоск на фарисейство судебного дела.

{47}

ТОЛСТОЙ И НАУКА ПРАВА

Тюремщики, судьи, адвокаты... Можно продолжить эту линию и назвать еще законодателя, творца тех правовых норм, которые приводятся судом в исполнение. Законодатель стоит еще дальше от неприглядных форм применения права и еще выше парит на высотах абстракции. В общественном мнении он окружен ореолом еще большего почета. И, следовательно, он, в глазах Толстого, еще более виновен и еще более ответственен за творимое его именем зло.

Именно таково и было отношение Толстого к тем людям, которые занимаются созданием правовых норм, т. е. к ученым юристам и к законодателям.

"Юристы, - иронически говорил Кант, - всё еще ищут ответа на вопрос, что такое право?" Толстой дал свой ответ на этот вопрос в "Письме студенту", который поделился с ним своими сомнениями по поводу "психологической теории права" Л. И. Петражицкого, имевшей в то время большой успех у русской учащейся молодежи. "Письмо студенту о праве" помечено 27 апреля 1909 года, т. е. было написано всего за год до смерти Толстого, и тогда же было напечатано.