– Хороший выбор, – улыбнулся Рид. – WinME давно уже предоставляется без выкрутасов. Вот если бы вы выбрали «Эпифанию», пришлось бы продираться через джунгли лицензий… О'кей, а остальное – почти точно так же, как вы помните. Клиника Крика даже некоторые современные службы отфильтровала так, чтобы они выглядели, как сайты в браузере. Не так удобно, как, скажем, то, чем привыкли пользоваться ваш сын и я, зато не будет мороки с «невидимыми голосами». Если захотите, увидите Рейчел и доктора Акино прямо на этой странице. Не тушуйтесь, Роберт.

Роберт слушал эту смесь устарелого жаргона и технических терминов, жизнерадостность и структуру фраз, которые вполне могли наводить на мысль о сарказме. Когда-то этого было бы вполне достаточно, чтобы он точно откалибровал собеседника. Но сейчас, едва выйдя из сенильного мрака, он не мог быть уверен. И потому он решил слегка прозондировать:

– Так я теперь снова совсем молод? Рид отодвинулся и негромко засмеялся.

– Хотел бы я это сказать, Роберт. Вам семьдесят пять лет, а у тела имеется куда больше способов выйти из строя, чем снилось нашим докторам медицины. Но я занимаюсь вашим случаем уже полгода. В общем, вы воскресли из мертвых. Вы почти избавились от Альцгеймера. И теперь имеет смысл испробовать другие методы лечения. Вас ждут определенные сюрпризы, в основном приятные. Так что не берите в голову, плывите по течению. Вот, например: я заметил, что вы узнали своего сына только сейчас.

– Д-да.

– Я тут был всего неделю назад. Вы его не узнавали. Странное чувство – заглядывать в мрак прошлого, но…

– Да. Я знал, что у меня не может быть сына. Я был слишком молод. Я только хотел домой, к родителям, в Бишоп. И даже сейчас мне странно видеть, что Боб такой взрослый… – Тут на него обрушились последствия этой мысли: – Значит, мои родители умерли…

Рид кивнул:

– Боюсь, что да, Роберт. Вам еще предстоит вспомнить целую жизнь.

– Как лоскутное одеяло? Или сперва самые ранние воспоминания? Или я в какой-то точке застряну, и…

– На это вам лучше ответят доктора. – Рид замялся. – Послушайте, Роберт. Вы же были профессором?

Я был поэтом!

Но вряд ли Рид воспринял бы это звание как более высокое.

– Да. Заслуженным профессором в отставке. Английский язык и литература. В Стэнфорде.

– Ну, о'кей. Значит, вы умный мужик. Вам много чего предстоит выучить, но я спорю, что вы снова станете умным. И не паникуйте, если не можете чего-нибудь вспомнить. Но и не слишком напирайте. Наши врачи практически каждый день будут восстанавливать какую-нибудь дополнительную способность – теоретически считается, что так для вас менее травматично. И не важно, правда это или нет, главное – держать хвост пистолетом. У вас же здесь любящая семья.

Лена. Роберт на миг опустил голову. Не возврат в детство, но что-то вроде второго шанса. Если он вернулся из глубин Альцгеймера, если, если, если… то у него может быть еще лет двадцать впереди, чтобы вернуть то, что он потерял. Итак, две цели: стихи и…

– Лена.

– Что вы говорите, сэр? – наклонился к нему Рид. Роберт поднял глаза:

– Моя жена… то есть бывшая жена. – Он попытался вспомнить больше. – А вот чего я точно никогда не вспомню – это что было после того, как у меня шарики за ролики заехали.

– Я ж говорил, не берите в голову.

– Помню, что был женат на Лене, и мы воспитывали Бобби. И много лет назад разошлись. А потом… Я помню, что она была со мной, когда Альцгеймер меня гасил уже всерьез. Сейчас ее снова нет. Где она, Рид?

Рид сморщился и наклонился, чтобы застегнуть сумку со своим снаряжением.

– Мне очень жаль, Роберт… ее не стало два года назад. – Он поднялся, легонько потрепал Роберта по плечу. – А знаете, мы сегодня отлично продвинулись. Теперь извините, мне пора.

В прежней жизни Роберт Гу обращал на технические штучки еще меньше внимания, чем на текущие события. Природа человеческая неизменна, и работа поэта – выделить и проявить эту неизменную суть. А теперь… что ж… Я вернулся из мертвых! Значит, есть что-то новое под солнцем, проявление технологии слишком велико, чтобы его игнорировать. Жизнь дает ему новый шанс – шанс продолжить свою деятельность. И как он будет ее продолжать – очевидно. «Тайны возраста». Он пять лет потратил на песни из этого цикла – такие стихи, как «Тайны детства», «Тайны юных любовников», «Тайны стариков». Но «Тайны умирающих» – форменная фальшивка, написанная до того, как он стал умирать по-настоящему, пусть даже люди считали, что это самая глубокая песнь цикла. А теперь… да, теперь будет новое: «Тайны того, кто вернулся». Раз приходят мысли, то придут и стихи.

Теперь он каждый день обнаруживал в себе перемены, и прежние барьеры внезапно рушились. Он легко принял совет Рида Вебера терпеливо переносить ограничения. Столько всего менялось, и все к лучшему. Однажды он снова встал и пошел, пусть даже вихляясь и пошатываясь. В первый день он упал три раза, и все три раза легко вскакивал на ноги.

– Главное, не падайте на голову, профессор, тогда все будет хорошо, – говорил Рид.

Но походка улучшалась постоянно. И теперь, когда он уже видел – по-настоящему видел, он смог что-то делать руками. Не надо было шарить в темноте. Он никогда не осознавал, как важно для координации зрение. Есть несчетное количество способов, которыми предметы могут лгать, путаться, прятаться в трехмерном пространстве, и без зрения их поиски тщетны.