— Катенька, — с этим выдохом, как мне кажется, все свои чувства выдаю. Но она поднимает взгляд и ждет слов. В голове не укладывается то, что может до сих пор сомневаться. Суровый мудак во мне, для чистоты операции, подбивает перечислить по фактам все, что сделал ради нее, но преобладающий здравый смысл тормозит этот порыв. — Люблю я тебя. Без всякого злого умысла сейчас говорю. По этой причине женился. По этой же причине планирую прожить с тобой столько дней, сколько бог отмерит на этой земле. Сейчас я достаточно ясно выражаюсь? — серьезно спрашиваю, понижая голос практически до шепота.

— Ты редко улыбаешься, — выдает Катерина в ответ. — И мне кажется, что ты рядом со мной не настолько счастлив, как счастлива я.

— Редко улыбаюсь, потому что привык много всего держать в голове, постоянно контролировать и анализировать ситуацию, — поясняю терпеливо. Предвидя ее реакцию, добавляю: — Не тебя. А то, что происходит или может произойти за рамками наших отношений.

— Значит… Сегодня… Сейчас ты счастлив?

— Счастлив, — абсолютно уверенно говорю я.

Выпустив вздох облегчения, Катя прижимает лоб к моему подбородку.

— Можно я поплачу? — голос уже дрожит.

Твою мать…

У меня внутри все судорогой сводит и приходит в движение.

— Плачь, если нужно.

— Я просто перенервничала… И если сейчас не… — не договорив, замолкает.

Пару секунд не издает ни звука, даже не двигается. А потом вцепляется пальцами мне в плечи и сходу захлебывается в рыданиях. Никогда не знал, что говорить в таких случаях и как утешать, если у самого сердце на куски рвется. Держу ее и надеюсь, что это не продлится долго.

— Помнишь, ты сказал, когда я выучу польский, повторишь ту абракадабру… — выдает Катя между икотой и рваными всхлипами. — Так вот, я выучила. До твоего возвращения. Не говорила, потому что не хотела, чтобы ты знал, что я… ждала тебя, — признается, понижая голос.

В очередной раз ломит за грудиной.

— Ждала? — знаю ответ, но не могу не спросить.

Хочу услышать.

— Ждала, конечно, — окончательно сдается.

Прикрываю глаза и медленно тяну носом воздух. Улыбаюсь, потому что счастлив, и потому что она, наконец, затихает. Прижимаю к груди и после небольшой паузы повторяю то, что царевна когда-то не поняла…

— Это что еще за черт? — шепчу Таиру в плечо.

Инстинктивно приникаю ближе. Приближающийся к нам мужчина внешне не страшный, а очень даже привлекательный. Но при этом такая от него энергетика исходит, что внутри все замирает и звенит от напряжения. Особенно, когда он останавливается перед нами и перемещает на меня взгляд.

— Таир, — отбивает как приветствие — коротко и сухо. У меня что-то дергается и судорожно сокращается чуть выше пупка. А когда мужчина ухмыляется и протягивает следующую фразу, это что-то растекается по мышцам горячей жидкостью. — Добро пожаловать во Владивосток.

— Спасибо, что встретил, — благодарит Гордей и отвечает на рукопожатие. Лишь сейчас замечаю, что незнакомец прибыл в аэропорт не один. За его спиной не меньше шести человек топчется. Все как один по комплекции не уступают, но внушают меньшую опасность. — Моя жена — Катерина, — произносит Тарский, прижимая к моей пояснице ладонь, а я от неожиданности задыхаюсь. Впервые так меня представляет. Думала, что после фикции в Европе никакой новизны в этом не прочувствую. Но сейчас ведь все иначе. По-настоящему. — Саульский Роман Викторович.

— Рада знакомству, — отзываюсь машинально.

Но мужчина, кроме всего прочего, протягивает мне, так же, как и Гордею, руку. В Европе к подобному привыкла, но тут как-то теряюсь. Не сразу соображаю, что делать. С заминкой вкладываю подрагивающую кисть в горячую ладонь.

— Тарская Катерина, — проговаривает Саульский, вглядываясь мне в лицо. Слегка сжимает мои пальцы и резюмирует уже явно не для меня: — Красивая у тебя мурка.

Воздухом давлюсь и отчаянно краснею. Не могу понять: то ли от негодования, то ли от смущения. Вроде и оскорбиться не получается — слишком мягко он это сказал, без пренебрежения и ощутимого желания обидеть. Но сам факт… Может, это местный жаргон?

Пока я в растерянности ломаю голову над загадочным выражением, Саульский отпускает мою ладонь и возвращает внимание к Гордею.

— Куда поплывете, брат?

— Интересует Балтийское море.

— Оно большое, — негромко замечает мужчина. — Если можно, точнее укажи.

— Гданьск.

— Понял, — кивает Саульский. — Есть подходящее предложение.

Разворачивается и идет к машине. Тарский подталкивает меня идти следом.

— В смысле? Мы морем поплывем в Польшу? — шепчу, как только оказываемся на заднем сиденье тонированного автомобиля. — Ты шутишь? Как я это переживу?