Так было нужно. Так безопасно. Я не понаслышке знала, о чем говорю.

– Мама, я видел, что у соседской девочки есть папа. А где мой папа?

Вопрос был тяжелый, но я готовилась к нему. Еще с того дня, когда родила Эльмана.

– Твой папа очень хороший мужчина, - сказала я, целуя сына в макушку, - он сделал все для того, чтобы мы с тобой были в безопасности.

– А мы в опасности? Поэтому я не могу гулять, где хочу? Поэтому папа не рядом с нами?

– Да. Но скоро, когда мы уедем в большой город, ты сможешь гулять там, где тебе захочется.

– А где папа сейчас? – любопытству Эльмана не было предела.

– Он далеко, малыш. Он живет в городе Волгограде и его зовут Эмин.

– Почти как меня! – удивленно воскликнул сын, а затем грустно вздохнул, - Волгоград – это так далеко…

Эльман был спокойным ребенком. Тихим, любящим ласку… похожим на Эмина.

Я совсем не переживала, что в этом году сын не пошел в садик, ведь благодаря современным технологиям Эльман получал все необходимые знания, которые дети получали в садике, а вопрос с социализацией решится позже, после переезда.

– А в какой город мы поедем? Когда-нибудь я смогу увидеться с папой? Мы съездим в Волгоград?

– Думаю, да. Непременно сможешь. Как только ты будешь готов, Эльман, ты увидишься с папой.

Я вспомнила благотворительный вечер. Нашу встречу.

Вспомнила, как торопливо Дамир уводил меня прочь.

Как в один миг, пробираясь из-за многочисленных кустов пальм, я будто поймала его взгляд на себе. Взгляд Эмина.

Он увидел меня. Издалека.

В ту секунду мне так показалось.

Но затем вместо ожесточенности на лице Шаха резко появилась широкая улыбка с белоснежными зубами. Эмин рассмеялся и быстро отвернулся, принимая из чужих рук бокал и закуску.

Он не мог увидеть меня.

Разве что почувствовать, но увидеть - не мог.

Правда?

Но почему тогда на душе так неспокойно? Почему хочется спрятать и себя, и Эльмана туда, где зверь нас точно не найдет?

Не вычислит по запаху, не почувствует родную кровь.

И есть ли вообще такое место на планете?

А может, Дамир и есть тот человек, который спрячет нас? Он влиятелен, но очень добр ко мне. Я нравлюсь ему и в любой момент могу попросить его о помощи.

– А папе уже много лет?

– Тридцать два, сынок.

Эмин теперь богатый мужчина с большими нравами. Он может позволить себе все. Все, кроме сына, о котором он не знает.

Тогда, на вокзале, я просила его уехать со мной. Оставить купюры, власть, авторитет. Оставить зверя, стать человеком.

Но он выбрал свою родную сущность.

А зверю ведь не расскажешь, что я беременна. Что месячных давно не было, и что я сделала тест, который он сам когда-то купил для меня. В купленной коробочке было две полоски, одну я использовала, а другую не стала - я приберегла ее и надежно спрятала.

Пригодилась. Так я узнала, что забеременела.

– А папа знает обо мне?

– Нет, малыш, - тяжесть сдавила сердце.

– То есть обо мне ты ему не сказала? Соврала? Бабушка говорит, что врать – это плохо.

Наивный голосок бередил старые раны.

Но Эльман имел право знать правду.

– Я знаю, что поступила плохо, сынок. Но у меня не было выбора. Надеюсь, что когда-нибудь ты простишь меня.

Эльман замолчал, обиженно сопя. Несколько раз он поболтал ногами на весу, устремляя взгляд перед собой. На веранде было тепло, и солнце не припекало голову.

Я отвернулась от сына, в тайне кусая губы. Не простит, наверное. Это моя новая боль.

– У тебя важная причина. Я понял, мама.

Я горько улыбнулась. Бабуля отдавала правнуку все свое сердце и заботу, и поэтому Эльман был умен не по годам.

И с каждым годом их схожесть с Эмином лишь увеличивалась.

– Спасибо, сынок. Я счастлива, что ты у меня есть.

Той ночью перед осмотром я узнала, что беременна.

Говорить Эмину не стала – зачем? Утром он должен был повезти меня на осмотр, где врачи ему все равно бы сказали: ваша жена беременна.

Вот только врачи не сказали. На осмотре доктор не смогла подтвердить беременность – срок был маленький. Она отправила меня на узи, а на узи… я не знаю. Не знаю, был ли виден плод, но доктор сказала мужу, что я не беременна, и тогда Эмин меня отпустил.