Сколько поступающих мне потом рассказывало, как этот законченный бюрократ все жилы вытягивал из них, прежде чем они устраивались на Канал! Бывали случаи, что и за день не успевали оформиться. Прочитав мою анкету, Осипов оглядел меня и понес ее во внутренние комнаты. Оттуда вышел военный с двумя шпалами и позвал меня в свой кабинет. А других туда не таскали, только меня. Это был замнач отдела кадров Киссин. Он меня расспрашивал, а вернее допрашивал долго, все повторял: "Ничего не скрывайте, ничего не скрывайте",вытягивал из меня сведения не только о родителях, но и о дядях и о двоюродных, кто чем занимался, занимается теперь, кто арестовывался. И все это велел мне написать в отдельной автобиографии, приложенной к анкете.

И опять я сел за тот же столик, писал и наблюдал, как Осипов мучает поступающих на Канал. Он взял у меня автобиографию, скрылся с нею, вновь вернулся, велел мне ждать. Я сидел и наблюдал, как посетители постепенно краснели, как их лица покрывались потом, в конце концов они узнавали, что приняты, и с облегченным вздохом уходили. Осипов меня окликнул:

– Вам отказано. Без вас Канал построят,- с презрением сказал он.Только время у нас отнимаете.

На моем заявлении синим карандашом стояло "Отказать!" и непонятная закорючка вместо подписи.

Я ушел. Потом Клавдия мне говорила, что лицо у меня было, как слоновая кость. Да, положение складывалось тяжелее и страшнее, нежели два года тому назад. Тогда я еще не женился и у меня не было сыночка. И еще не убили Кирова.

Потом знакомые вольнонаемные служащие Канала возмущались: множество бывших заключенных, бывших царских и белых офицеров, помещиков, царских сановников, в том числе титулованные, а также священники после освобождения с Беломора за совесть и за страх усердствовали на Канале, да и моя сестра Маша там работала. Почему мне отказали?

12.

Ходить по московским учреждениям было безнадежно, хотя газеты пестрели объявлениями: "Требуются, требуются". Только лишняя трепка нервов, лишние оскорбления. Я продолжал вычислять свиные родословные и баллы, но деньги-то получала Клавдия. Значит, как выйдет моя книжка, я буду числиться бесправным, теперь таких называют "тунеядцами", а тогда этого словечка еще не придумали.

– Попробую напишу Пешковой,- сказал мой отец.

Так я, наверное, в пятый или шестой раз попал на Кузнецкий мост в Политический Красный Крест к одной из самых выдающихся в нашей стране женщин.

Народу в первой большой комнате было полным-полно. Люди сидели, и стояли в очереди к следующей двери. Да, понятно, почему полно. После убийства Кирова арестовывали куда больше народа.

Я с трудом протолкался к девушке-регистратору без всякой очереди и сказал ей, чтобы передала Екатерине Павловне - пришел Голицын. Минуя всех страждущих и несчастных жен, матерей истцов арестованных, я прошел в самую последнюю комнату. Пешкова встретила меня очень приветливо, начала расспрашивать, как живет моя сестра Лина во Франции, как живут мои родители, брат и остальные сестры, узнала, что у меня маленький сын, и обещала помочь, велела прийти через неделю.

И я пришел и опять протолкался мимо несчастных. Пешкова мне улыбнулась, сказала, что говорила обо мне ТАМ, что ей обещали меня устроить на работу на Канал. Я должен явиться к секретарю самого начальника Дмитлага Фирина и сказать ему, что обо мне звонил Буланов.

– Кто такой Буланов?- спросил я.

– Это не важно,- ответила, улыбаясь, Пешкова,- только не забудьте фамилию.- Она добавила, если мое дело застопорится, я снова должен прийти к ней.

Только пятьдесят с лишним лет спустя я прочел в газетах фамилию Павла Петровича Буланова - секретаря ОГПУ, посмертно реабилитированного по делу о вымышленном отравлении Максима Горького.

А Пешкову я увидел еще раз в Доме детской книги в 1962 году на торжественном юбилее Маршака. Была она совсем старая, столь хрупкая, точно из фарфора, и была по-прежнему ослепляюще красива. Маршак ей поцеловал руку, когда она ему поднесла букет цветов, ей указали место в президиуме. Я все ждал, когда кончится заседание, чтобы к ней подойти. Но потом ее окружила такая толпа, что я никак не мог пробиться. Отошел, написал записку, что я такой-то, мог бы рассказать о судьбе своих родных, указал свой телефон и опять сунулся к Пешковой. А она говорила с одним, с другим, с третьим. Я сунул записку ей прямо в руку. Она оглянулась, продолжая с кем-то говорить. Я отошел.

Целый месяц я ждал звонка и решился пойти на Малую Никитскую, где теперь мемориальный музей Горького. Позвонил, мне сказали, что Екатерина Павловна больна. Позднее я узнал о ее смерти. Она скончалась 84 лет.

Пусть эти строки будут моей благодарностью. Она спасла меня дважды: один раз из тюрьмы, другой раз помогла мне устроиться на работу. А скольких тысяч несчастных она избавила от гибели! Вечная ей памятъ.

КАНАЛ МОСКВА - ВОЛГА

1.

Приехав в Дмитров, я рассказал двум-трем работникам Канала, что должен идти на прием к самому Фирину. Они меня предупредили, что он обязательно пожелает меня видеть и будет расспрашивать и чтобы я не робел.