– Но в Донецке вас не очень любят, – вдруг с улыбкой, как бы в шутку сказал Вязигин, почувствовав неудержимое желание уколоть гостью, слишком успешную и самоуверенную. – Я заметил, что кто-то недавно сделал такую надпись на «стене» во «Вконтакте», вслед за вашим постом о летнем отдыхе: «Карибы оплачены кровью жителей Донбасса!»

Раздорская бросила на него негодующий взгляд и затем с тревогой посмотрела на Кундрюцкову. Но та лишь засмеялась:

– Это написал не житель Донецка, а один ордатовский пенсионер, бывший журналист, которого я видела несколько раз на пресс-конференциях. И ничего нового для меня в этом нет, подобных комментариев к моим статьям в интернете я уже насмотрелась. «Ты предательница» – это твердят мне квасные патриоты снова и снова, одно и то же на разный лад. Но это же просто пошлость: так во все времена обвиняли тех, кто разоблачал неблаговидные действия своего государства!

– Однако теперь вы гражданка Украины! – снова не удержался Вязигин.

– Я вынуждена была сменить гражданство после моих публикаций о Донбассе, потому что в России мне стало уже слишком небезопасно. Но всё-таки моя борьба против гибридной войны в Донбассе полезна россиянам, которые хотят мира.

– А наши патриоты считают, что интересам России отвечает поддержка ополчения Донбасса.

– Какие же в этом интересы россиян? Донбасс – это не Россия, а Украина.

– Но в Донбассе живут русские люди…

– Так вы говорите о русских национальных интересах? Ха-ха! Разве вы не знаете, что само это словосочетание – «русские национальные интересы» – абсолютное табу в России начиная с 1918 года? С тех пор, как был расстрелян вождь русских националистов Михаил Меньшиков. Я напомнила о нём, объясняя мою собственную позицию, в предисловии к моей книге «За последней чертой», которую теперь хочу предложить московским издательствам. Вот, послушайте, сейчас зачитаю…

Кундрюцкова поднялась из-за стола, вышла из кухни и через минуту вернулась с книгой в бумажной обложке, на которой Вязигину бросилось в глаза изображение поверженной, иссечённой осколками и заваленной глыбами фигуры человека. Где-то он уже видел этот снимок каменного воина на Саур-Могиле – месте ожесточенных боёв под Донецком во время Великой Отечественной войны и в 2014-2015 годах… Перелистав несколько страниц и отыскав нужное место, Кундрюцкова начала читать:

– Меня упрекают в непатриотичности. Но разве истинный патриотизм означает лишь слепую любовь к Родине? Нет, ему присуща любовь требовательная, взыскующая, доходящая порой до сурового порицания, а в чём-то даже и до отрицания. Это видно на примере человека, репутацию которого как русского патриота или, если угодно, русского националиста ещё никто не ставил под сомнение. Речь идёт о Михаиле Меньшикове, который организовал в 1908 году Всероссийский национальный союз. Репутация этого человека подтверждена его мученической смертью. В сентябре 1918 года на берегу Валдайского озера чекисты Давидсон, Якобсон, Гильфонт и Губа расстреляли Меньшикова на глазах его шестерых малолетних детей именно как русского националиста.

Кундрюцкова прервала чтение, внимательно посмотрела на слушателей и продолжила с вызовом:

– Незадолго до своей гибели, в начале 1918 года, ещё до заключения Брестского мира, когда представлялась весьма вероятной немецкая оккупация всей европейской части России, Меньшиков в своём дневнике сделал поразительный для любого националиста и любого патриота вывод: «Верю в то, что потеря независимости даёт нам необходимое освобождение от самих себя. Ибо не было и нет более подлых у нас врагов, как мы же сами. Вяжите нас – мы бешеные! Земля, это точно, велика и обильна, но порядка нет, а потому придите бить нас кнутом по морде! Даже этой простой операции, как показал опыт, мы не умеем делать сами». И далее: «Мы умно поступаем, бросая самодельщину деревенскую в инвентаре, в утвари, одежде. Умно поступаем, подчиняясь и чужой власти – если она лучше нашей».

Сделав короткую паузу, Кундрюцкова заключила с пафосом:

– Я вступила на своё журналистское поприще с намерением служить родной стране словом честным и смелым, но скоро убедилась в том, что власть этого не хочет. Меня вынудили прекратить издание собственной оппозиционной газеты. Перед лицом явного произвола мне пришлось последовать завету Михаила Меньшикова и сменить стан, перейти к тем, кто более привержен идеалам справедливости и законности, чтобы из-за рубежа нести для всего мира правду, как требует от меня мой профессиональный долг.

– Значит, вы находите справедливым то, что украинцы в Донбассе обстреливают жилые кварталы из тяжёлой артиллерии? – уже откровенно возмутился Вязигин. – Что русским на Украине нельзя пользоваться родным языком? И это ваш долг велит вам писать, что в посёлках вокруг Луганска съели собак?

– Конечно, я не могла видеть всего, что происходило в Донбассе, потому писала и с чужих слов, – спокойно возразила Кундрюцкова. – Вы должны понимать, что мне было очень трудно. Я же брала интервью у полевых командиров сепаратистов, которые запросто могли меня расстрелять, когда бы узнали, что и для каких изданий я пишу. А узнать они могли очень просто, достаточно было погуглить в поисках информации обо мне. Но их бдительность усыплял мой российский паспорт с ордатовской пропиской…

– Ну сколько можно, Юрий! – воскликнула Раздорская возмущённо. – Лена – моя лучшая подруга и гостья!

Вязигин был уже не рад тому, что ввязался в тяжёлый разговор, но прервать его, не высказавшись до конца, не мог. Ведь подруга его жены была всё же не чем иным, как предательницей, и кто-то должен был напомнить ей об этом. Едва ли во всей Москве найдётся для этого кто-то другой. А ещё его самолюбие укололо то, что о событиях в Валдае столетней давности она взялась судить, не будучи историком. Поэтому с ядовитой улыбкой он сказал: