– Проверьте, не поступало ли от кого-нибудь заявления о пропаже этого кулона. Жураева ведь утверждает, что он был на её дочери в Германии. Но ведь потом каким-то образом вернулся сюда? У кого он был все эти годы? А если дочь её возвратилась сюда, потеряла память, и не помнит о матери? Надо отыскать владельца кулона.

– Да, товарищ майор, продавец ещё вспомнил, что этим кулоном интересовалась какая-то женщина. Лет сорока-сорока пяти, в больших роговых очках. По его словам, довольно странного вида. Вроде бы собиралась купить его, что ли? Но кулона уже не было.

– Вот как? Расспросите подробней продавца о ней. Что-то слишком много народу интересуются этой вещичкой… Работайте, Иван Родионович. Я надеюсь на вас.

Косых поднялся, чтобы выйти, но в этот момент в кабинет Авдеева вошел подполковник Кропань.

– Так, Авдеев, чем занимаемся? Что у нас по мальчикам? Зачем тебе картограф? А вы, Иван Родионович, что здесь делаете? – начальник прошелся по кабинету, свысока посматривая на подчиненных.

– Разрешите, я отвечу, – поднялся из-за стола Авдеев.

Доложив подробно обо всём Кропаню, майор также объяснил и присутствие Косых.

Начальник, молча кивая головой, рассматривал снимки, лежащие на столе. Его внимание привлек снимок молодой девушки с кулоном на шее. Он взял его в руки и стал рассматривать.

– Это та самая вещица? Кто, вы говорите, написал заявление? Гражданка Жураева? Кто такая? Если дочь пропала в Германии, каким образом кулон оказался здесь? Кто принес его в скупку? Кто украл? Почему? – Кропань сыпал вопросами так, что Авдеев едва успевал на них отвечать. – Ухо? Это вор-домушник, если я не ошибаюсь? Немедленно отыщите его. Надо женщине помочь. Дело серьёзное. Доложите мне лично, – обратился подполковник к участковому. – Интересно, интересно… – он ещё раз посмотрел на снимок.

Потом, отдав распоряжения Авдееву, вышел.

Следом появился Зубков и доложил, что в областном архиве нашлись дела о пропаже двенадцатилетних мальчиков: один пропал четыре года назад, другой – восемь лет. Ни самих детей, ни их трупов обнаружить так и не удалось. Дела были закрыты. До войны же похожих случаев не было.

Авдеев тут же созвонился с Дубовиком и рассказал ему об этом.

Тот молчал какое-то время, потом произнес:

– А это уже кое-что…

– О, товарищ участковый! Вовремя вы появились! – обрадовано встретила Косых соседка Прониной, Люська. – Мне утюг нужен, а Алки всё нет. Ваша помощь как раз и понадобится.

Участковый с удивлением посмотрел на женщину:

– Ты меня ни с кем не перепутала, Людмила Ивановна? – строго спросил он.

– Не перепутала, не перепутала, – затрясла она мелкими кудряшками. – Я два дня назад Алке утюг дала, она не вернула. А мне он, край, как нужен.

– А чем же я могу помочь? Свой что ли принести?

– Так у меня есть запасной ключ от её комнаты, на всякий случай она мне его доверила, а я доверия подрывать не хочу. – Люська гордо вскинула голову. – Так вот, я комнату-то открою, а вы поприсутствуете. А то, не ровен час, у неё что пропадёт, скажет на меня. А вы свидетель серьёзный, власть, значит. – Тараторя всё это, женщина вынула из кармана халата ключ и открыла дверь комнаты Прониной.

Громкий визг Люськи буквально пригвоздил участкового к месту.

Авдеев с опергруппой прибыл на место уже через пятнадцать минут.

Вывод судмедэксперта был однозначен: смерть Прониной наступила от удара виском об угол столешницы комода.

– Ну, не сама же упала? – мрачно спросил Авдеев.

– Похоже, ударили её, – Веретуха провел по щеке девушки, на которой красовалась большая ссадина.

– И пальчики, товарищ майор, все протёрты, – вступил в разговор криминалист.

– Ухо, видимо, разбирался с подружкой за кулон, вот и «намокрил», – вздохнул участковый.

– Похоже, – кивнул Авдеев, – искать надо его. Ключей, кстати, тоже нет. Унес с собой. Если что, объявляйте в розыск. Посмотри, в комнате ничего не пропало? – спросил он у Люськи, стоящей столбом у двери.

Та едва разлепила побелевшие от испуга губы:

– Да вроде, всё на месте, драгоценностей особых не было, а денег у девки и вовсе не водилось. Всё, что ухажёры давали, она тут же прогуливала, да на тряпки спускала.

– Да, беспорядок, похоже, создан для вида, чтобы нас сбить с толку, – кивнул участковый. – Брать у девицы было нечего.

– Ладно, разберёмся, – Авдеев, оставив Зубкова с Игошиным работать со свидетелями, отправился в райотдел, где назначил встречу с картографом.

– Так что, Жила, говоришь, что всё прошло гладко? – в злом прищуре Хозяина сквозила угроза.

Жила завертелся, как на углях. Он проклинал про себя жадного Лёньку, проклинал Кунгу, который попытался вступиться за подельника, тем самым заставив Жилу сомневаться в правильности выбранного решения. Ухо следовало «убрать», и как можно скорее. Но для Хозяина действия Лёньки были бездоказательны, если, конечно, он сам не доберётся до подельника. Надо всё отрицать! А с Лёнькой кончать, пока Хозяин его не нашёл. Кунга будет молчать, за него Ширяев был спокоен. А если не признаваться, значит, и цацки останутся у них. Подружки Лёнькиной нет, его самого уже скоро не станет, и Жила твердо решил: скажет, что ничего не знает! Так и говорить! Ведь, в конце-концов, так оно и могло быть, ведь сам он не видел, как Лёнька потрошил шкатулку, он занимался другой, на кухне.