Дальше Илон уже не слушал, а потом приглушил корешок.

— Что произошло? — спросила Мэй.

— Гагарина и… Шварца убили.

— Кто? Зачем?

— Представляешь, — пробормотал он отрешенно, — а я собирался снова записаться к нему на прием

— Ложись, ну ложись, — сказала Мэй, не переставая гладить его по голове. — Успокойся. Все будет хорошо.

Илон лег на бок, прикрыл глаза. Ему стало так страшно, что он нащупал ладонь Мэй и положил ее на грудь, а сверху накрыл своей, словно боялся, что она исчезнет. В один день… Вот так: раз — и их больше нет.

С черно-белой доски жизни слетали знакомые фигуры. Одна за другой.

Чудовищная трагедия в семье политика Эдварда, гибель фьюжинера Гагарина и убийство психолога Шварца… Тьма сгущалась. Клубилась и бурлила повсюду, словно живая, подпитывая предчувствие нависшей угрозы. Илон ощущал ее почти физически — в тяжести на сердце, в каждом хриплом вдохе, в капельках пота, выступающих на лице и спине. Казалось, сама смерть загоняет его в западню, выплясывая погребальный танец вокруг будущей жертвы.

Илон лежал на кровати в полусне и видел, как в подрагивающем мраке проступают мертвецы. От того, как они взирали, делалось холодно в животе, а взгляд их словно гипнотизировал. Ему хотелось сбежать, спрятаться, укрыться где-нибудь от их осуждающих взглядов и бледных лиц с синеватым оттенком. Однако он не мог шевельнуть и пальцем. А мертвецы продолжали свой странный немой ритуал. Свою пытку. Безмолвно появлялись из темноты и исчезали в ней.

Мэй, Мэй…

Илон знал, что она была рядом. Чувствовал, как ее дыхание обдувает его взмокшее от страха тело. Хотел позвать на помощь, мечтал, чтобы нежные пальцы привычно коснулись его плеча и выдернули из тисков ночного кошмара, как это уже бывало не раз. Но только не нынешней ночью, не сейчас…

Сейчас перед ним стоял малыш Пол — со стеклянными глазами, в той самой футболке, ставшей темной от крови. Он протягивал руку, желая показать или сказать нечто важное. Илон скосил взгляд: на детской ладошке белела горсть человеческих зубов. Пол немного наклонил руку, и зубы покатились, срываясь и растворяясь во мраке.

В какой-то момент Илон вдруг понял, что не может отвести от них взгляд. Хотя это были всего лишь человеческие зубы, большие и маленькие, поблескивающие, словно жемчужины. Они обладали каким-то нереальным притяжением, заставляя созерцать их падение в черную бездну сновидений.

Детская ладонь. Падающие с ее ребра зубы. И омут бескрайнего и безмолвного мрака… Это продолжалось долго, очень долго. Пока сквозь стены ночного кошмара не пробился дребезг, гул и крики.

Жестокая какофония всколыхнула и непроницаемый морок, и ее безмолвных обитателей, и самого Илона. Шквал резких звуков, словно штормовая волна, всей своей мощью обрушилась на черный берег, лежащий среди сумерек снов, чтобы смыть, уничтожить все, что стояло на ее пути.

Его почему-то обдало холодом и что-то мощно толкнуло в спину. Илон ударился об пол и только теперь понял, что проснулся. Плечо заныло, он зашипел, хотел приподняться, но над его головой просвистели пули, выбивая из стен фонтаны осколков.

Хаос оборвался столь же внезапно, как и начался. Будто по щелчку пальцев. Стало тихо. Тихо и страшно. Илону чудилось, что он по-прежнему спит. Все произошло так быстро и так неожиданно — за считанные секунды. Голова шла кругом, плечо на любое движение роптало болью.

Пули? Какие пули в Лост Арке? Откуда? — не понимал он, цепляясь за край кровати, чтобы подняться.

Система безопасности дома наглухо закрыло разбитое окно черными крыльями, отсекая и лунный, и звездный свет. Было темно, как в недавнем кошмаре. Но Илон все равно разглядел неподвижный силуэт перед ним.

— Мэй, — робко позвал он ее. — Мэй.

Илон опустился с ней рядом и осторожно коснулся щеки.

— Пожалуйста. Что же ты…

Мэй не двигалась и молчала. От тоже не шевелился и молчал, все еще надеясь, что увиденное им — всего лишь продолжение дурного сновидения. И пройдет немного времени, и из тьмы снова начнут выступать немые призраки, а малыш Пол продолжит разбрасывать чужие зубы… Тяжело билось сердце; и ноги, и руки словно утонули в липкой грязи; к глазам подступали слезы.

— Мэй, — позвал он ее снова и включил свет.

Она была мертва. Лежала лицом к нему, с широко раскрытыми глазами — безжизненными и чужими; простыня под остывающим телом стала красно-черной от крови. Настоящей Мэй — той Мэй, с ласковой и теплой улыбкой, со звонким голосом больше не было здесь… рядом с ним. Да и он сам как будто уже находился в ином месте. Оно было тихим, душным и бесцветным, точно огромная закупоренная склянка, а ее толстые стеклянные стенки делали мир снаружи мутным и нереальным.

Должно быть, его тоже убили, — подумал Илон с облегчением, потому что понял, что ничего не чувствует.