Шрифт:
Валентен надеялся добраться до топора. Топор с высокой рукояткой (такими пользуются лесорубы) стоял за ларем для муки, скрытый от глаз нападающего. Меж тем Анжелика взбежала по лестнице на чердак и бросилась расталкивать спящего аббата:
— Помогите, они дерутся… Они дерутся из-за меня!
Спросонья молодой человек изумленно уставился на женщину с расширенными зрачками и стучащими зубами, озаренную тусклым светом фонаря, висящего на балке под потолком.
Очнувшись, он торопливо вскочил на ноги:
— Не бойтесь, сударыня, я здесь!
Внизу раздался протяжный рев и стук падающего тела.
— Слышите…
— Не бойтесь ничего, — повторил аббат.
Он взял шпагу, лежавшую рядом, и стал спускаться по лестнице вслед за Анжеликой. Герцог-гугенот лицом вниз лежал на полу с раскроенным черепом. Густые жесткие волосы Патриарха не скрывали огромной зияющей раны. У стола Валентен пил вино прямо из кувшина. Окровавленный топор валялся тут же. Серый камзол мельника был весь в кровавых брызгах. Он уставился на вошедших помутневшими глазами сумасшедшего.
Глава 3
Увидев Анжелику, он удовлетворенно крякнул и поставил кувшин на стол.
— Чтоб заполучить принцессу, всегда положено сражаться с драконом! — заявил он. Язык у него заплетался. — Ну вот, дракон пришел, и я прикончил его. Дело сделано! Теперь-то я заслужил тебя, а? Никуда не денешься, все!
Он двинулся к ней, пошатываясь, хмельной от вина и грубой похоти. Аббат, доселе не замеченный им, стремительным движением метнулся к Анжелике и заслонил ее собой, обнажив шпагу.
— Отойди-ка, мельник, — вымолвил он спокойно.
Внезапное появление этого хрупкого юного священнослужителя на мгновение озадачило Валентена. Но он быстро пришел в себя. Обуреваемый страстями, он был глух к доводам разума.
— Нет уж, это вы сматывайтесь отсюда! — рявкнул он. — Эти дела вас не касаются. Вы ж невинный, ну и идите себе.
— Оставь в покое эту женщину!
— Как бы не так! Она принадлежит мне.
— Она принадлежит одному только Богу. Покинь этот дом, удались. Подумай, ведь ты рискуешь обречь свою душу на вечные муки!
— Оставьте ваши проповеди, аббат. Прочь с дороги!
— Именем Христа и Пречистой Девы приказываю тебе удалиться!
— Да я ж раздавлю вас, как клопа!
Отсвет гаснущего огня блеснул искоркой на кончике шпаги.
— Ни шагу дальше, мельник, — прошептал аббат. — Ни шагу, заклинаю тебя!
Валентен бросился вперед. Анжелика закрыла лицо руками.
Мельник отступил, зажимая ладонями бок, и рухнул на камни очага. Внезапно он взвыл:
— Аббат, отпустите мне мои грехи, причастите меня, я помираю! Я не хочу умирать в смертном грехе… Спасите меня… Спасите меня от ада… Помираю…
Лачуга наполнилась его нечеловеческими воплями. Потом они стали утихать, прерываемые стенаниями и предсмертным хрипом, к которым присоединился тихий голос священника, читающего молитвы, стоя на коленях подле умирающего.
Затем все стихло.
Анжелика не могла пошевелиться. Аббату пришлось одному вытащить оба тела наружу. Он взгромоздил их на плоскодонку, отплыл подальше и столкнул в темную воду.
Вернувшись, он застал молодую женщину оцепеневшей, в той же позе. Он тихонько прикрыл дверь, подошел к очагу, разжег огонь. Потом приблизился к недвижимой Анжелике, ласково взял ее за руку:
— Присядьте же, сударыня, обогрейтесь.
И видя, что она начинает опоминаться, добавил:
— Человек, который привез сюда герцога, сбежал. Я слышал, как уплывала его лодчонка. Это контрабандист. Он не проговорится.
Анжелику передернуло:
— Это ужасно! Ужасно!
— Да, ужасно… Два убийства…
— Ужасно не это, а то, что он мне сказал! — она пристально посмотрела на аббата. — Он сказал, что я жду ребенка.
Молодой человек покраснел и опустил голову.
Анжелика в ярости потрясла его за плечо:
— Вы знали об этом? И ничего мне не сказали!
— Но, сударыня, — пролепетал он, — я полагал…
— Боже, какой я была дурой! — простонала она. — Так долго тянуть, ни о чем не догадываться… Как я могла?!
Казалось, она сходит с ума. Аббат де Ледигьер хотел взять ее за руку, но она отшатнулась. Ей почудилось, будто что-то, чему нет названия, шевельнулось в ней. Ощущать это было нестерпимо — боль и омерзение переполняли ее душу, как если бы какой-то поганый зверь пожирал ее заживо.