Олих шумно втянул в себя воздух, а его братец хищно прищурился.

— Кейден, ты не оставишь нас?

— Может, сходить за Урласом? Думаю, он обрадуется.

— Не твое дело. Выйди, брат.

Тот только весело засмеялся и, подмигнув мне, встал со своего места.

— Не уходите, — вдруг, неожиданно для самой себя, выпалила я.

Замер, так и не сделав шаг. И вдруг очутился возле меня. Рука его запуталась в моих волосах и он прижался ко мне.

— Ты только посмотри, что ты с ним делаешь! — шепнул мне на ухо и затем прижался в поцелуе к губам. Язык словно выстрелил в меня, познакомился с моим язычком, прошелся по зубам.

Но в следующее мгновение с рыком был отброшен Олихом.

— Да как ты посмел?

— А чем я хуже твоего другого брата? — Кейден стоял напротив него. Такие похожие. Такие разные. — Запомни, Олих. Я подожду. Но через два месяца ни ты, ни Урлас и подойти к ней не посмеют!

— Не через два месяца, а через три. Не так ли, Велма?

Зачем?! Зачем он так разозлил этого Олиха! Он сделал это специально! И ни о каком новом договоре мы не договаривались.

Пока братья ходили один вокруг другого и обменивались "любезностями", я выскочила из сада.

Терраса, покои, дверь. Приоткрытая дверь!

Это мой шанс! Нет, я помнила, что будет, если нарушить договор. Я не собиралась сбегать. А только уйти с их глаз долой, дать им возможность остыть, разойтись в разные стороны. Как говорится, с глаз долой, из сердца — вон.

Но убежала я не далеко. Оглядываясь, я совсем не заметила Урласа. На которого, собственно и налетела.

— Рыжик, ты откуда тут взялась! — мне вовсе не показалось, а его голос звучал обрадованно.

Я еще пыталась оттолкнуть его руками, как другие руки обхватили меня под грудью и что-есть силы дернули меня.

Взвалив меня к себе на плечо, словно куль, Олих пошел прочь по широкому коридору. Кричать даже не хотелось. Похоже, из этого дурдома "Драконы и солнышко" есть только один выход: договор, портал, свобода.

Бесконечными были спуски и подъемы, лестницы и марши. Запомнить дорогу даже не пыталась. Да и зачем?

Дверь в полутемном коридоре отворилась, и мы оказались в покоях, убранных не менее богато, чем те, в которых я провела несколько дней. Олих швырнул меня на кровать. Вернулся и с грохотом закрыл на засов дверь.

Я ожидала увидеть на его лице все, что угодно. И злость, и ярость, и презрение.

Но не хитренькую улыбку.

— Как ты думаешь, сейчас будут дверь высаживать, тебя спасать?

Но никто не спешил ни дверь высаживать, ни меня спасать.

Если и был план у Кейдена разозлить Олиха, то он с треском провалился.

Он медленно расстегнул одну пуговицу на рукаве рубашки. Потянулся ко второму рукаву.

— Мне кажется, ты должна извиниться. За побег. И за то, что оказалась в покоях брата.

Вот тут я уже разозлилась. А ведь прав был его братец — хватит быть жертвой! Хотите драйва, драконы? Вы его получите!

Я перевернулась со спины и встала на четвереньки. Не спуская с него глаз, поползла к краю кровати. Безумно мешало длинное платье, опутывая ноги и замедляя мое движение. Почему-то я вдруг почувствовала себя дикой кошкой. Только рыка и искр от шерсти не хватало. Что-то в моем взгляде заставило и его замереть. Олих застыл на месте, так и не расстегнув вторую пуговицу. Только медленно приподнимавшаяся бровь говорила о том, что он не превратился в памятник.

И вот я, наконец, спускаю ноги на пол. Его скулы заиграли. По всему видно, что он удивлен и насторожен.

Что, дракон, боишься, что я молниями шарахну? Я легко стряхнула кистями рук и на кончиках пальцев зажглись, заискрились огоньки. Я могу побаловать тебя огоньком. Но не буду. Не в этот раз. Послушные моей воле, молнии исчезли.

Дракон уже близко, я вижу, как пульсируют его зрачки. Черные, как самая глухая ночь. Я улавливаю его запах, его дыхание.

Медленно протягиваю к нему руки, опуская глаза, и расстегиваю ту самую пуговицу, о которой он совершенно забыл.

Я тебе покоряюсь, дракон, — говорит моя опущенная вниз голова. А то, что творится в моей душе, сверкает в моих глазах, ему видеть не надо.

Рукава расстегнуты, я поднимаю свои руки к его вороту и берусь за верхнюю пуговку. Но перед тем я не удержалась и положила руку ему на грудь. Едва ухмыльнулась, почувствовав, как он дрогнул. Как неистово бьется его сердце. Волнуешься, дракон?

Я подняла на него глаза и перестала дышать, утонула в темном ониксе его глаз. Золотые искорки, вспыхнувшие ярким ободком, завораживали и манили меня. Держись, Велма!