— Мне нужно ехать. Оставь мне свой номер телефона, позвоню, узнаю, как ты, — это не просьба, а я вот совсем не уверена, что хочу оставить ему номер телефона.

— Позвоните на ресепшен, я вам отвечу, — приходит на помощь Гульнара. Он какое-то время смотрит на нас, а потом кивает. Под его взглядом становится неуютно, он будто ощупывает, хочет убедиться, что я в порядке. Натягиваю чуть выше сорванный костюм, почти до горла. На столе он оставляет деньги, там явно больше, чем необходимо по счету и за танец.

Входит Антон с подносом: чашка, чайник, шоколад в вазочке. Спешил. Старается обойти властного клиента, не смотрит ему в глаза, будто боится спровоцировать.

— До встречи, Колибри. Я наберу, — это уже Гуле. Он явно спешит. Настолько важный звонок? Зачем мне это знать?

Антон вежливо прощается, хотя глаза до сих пор отводит. Гуля занимается «моим» чаем, а Антон выходит в коридор.

— Ушел, — на лице администратора появляется улыбка. — Сейчас Азамыч поднимется.

— Антон, почему ты его боишься? Что он сделал? — не понимаю, почему мне хочется это знать. Раньше я не интересовалась малознакомыми мужчинами, тем более клиентами. Что с этим клиентом не так?

— Он плохой человек, Ясмина…

Ясмина

Прошла неделя с того злополучного дня. Я ем три раза в день, за этим строго следит Гуля, да и лекарства принимать не забываю. Анализы показали, что у меня низкий гемоглобин. С моим образом жизни — недосыпы, переутомление и голодание — удивительно, что я еще жива, зато совсем неудивительно, что потеряла сознание. После смерти мамы старалась делать все, чтобы отвлечься. Не концентрироваться на боли и пустоте, которые могли поглотить в один миг. Не останавливаясь куда-то бежала, хваталась за работу и учебу, как за спасательный круг. Изматывала себя до такой степени, что приходила домой и падала на постель. Болеть мне нельзя, да и не хочется, поэтому строго следую предписаниям врача и живу дальше.

На работе все знали, что я потеряла сознание. Азам Азамыч предоставил мне два выходных. Девочки во время репетиций старались сунуть мне в руки фрукт или шоколад. Подкармливали, заботились.

О том вечере старалась не думать. Не вспоминать. Но, как назло, Дикий не давал о себе забыть. Приходилось изворачиваться и избегать встреч, не без помощи дружного коллектива. Прикрывали и врали. Мы надеялись, что он отстанет, устав бегать. Этот мужчина совсем не в моем вкусе, напоминаю себе каждый раз, а в душе раздрай. Не складывается его образ в цельную картину.

Никак не могу разобраться, какие эмоции он вызывает. То, что вызывает — однозначно. Но их слишком много, и они настолько противоречивые, что в моей голове или душе не складывается пазл. Не дает покоя его теплый взгляд и обеспокоенный голос, когда я пришла в себя. Но я хорошо помнила испуганный голос Азама Азамыча, когда я посмела отказаться от приват-танца, что говорило не в пользу Дикого. Но ведь он не накричал, не стал угрожать и щелкать перед моим лицом властно пальцами, когда увидел меня в костюме «попугая». А ведь властные богатые люди не терпят дерзости и отказов.

Но каждый раз, когда я пытаюсь оправдать или найти что-нибудь хорошее в Диком, вспоминаю рассказ Антона:

— Он плохой человек, Ясмина. Пару лет назад он познакомился в нашем заведении с барменшей. По этой девке все клиенты с ума сходили. В ее смену мы месячную выручку получали. А на чаевые она себе через год квартиру в центре купила. Азамыч молился на Лику, никого к ней близко не подпускал, как о дочери заботился. Золотая курочка, которая несла ему бриллиантовые яйца. Я точно не знаю, где они познакомились с Диким, но в свой выходной Лика привела его сюда. Пришли в компании его друзей. Отвисали по полной. Счет перевалил за шестизначное число.

— Азамыч, наверное, гордился, что его золотая курочка еще и клиентов в выходной разводит, — с упреком произнесла Гуля. Вслушиваясь в каждое слово, я не обращала внимание на ее скептическое выражение лица.

— Не без этого. Гуля, это были их отношения с Азамычем, мы не можем судить, — в Антоне проснулся философ.

— Что было дальше? — не терпелось дослушать историю до конца. Ко мне возвращались силы, я продолжала жевать шоколад и пить крепкий сладкий чай.

— Не знаю, что они с собой притащили, но этой дурью они угостили Лику. Она не дошла до туалета, у нее остановилось сердце, — я забыла, как дышать, а Антон не собирался продолжать.

— Антон, не молчи! — сорвался голос на крик, когда он оборвал рассказ. В моей голове никак не укладывается, что этот мужчина может прикасаться к наркотикам, что он мог предложить их женщине и бросить ее, когда той стало плохо.

— Что не молчи? Вызвали «скорую», но уже было поздно, — я будто оказалась в том дне, и, несмотря на горячий, обжигающий чай мерзну, кутаюсь в разрезанный костюм. — Они, вместо того чтобы Лику спасать, позвонили своим покровителям. Весь клуб уложили мордой в пол, избили половину персонала, пока везли до отделения. Азамычу прикладом нос разбили. Дело вывернули так, что это мы дурь в клубе держали. Несколько месяцев шло расследование, мы сидели без работы. Азам все свои сбережения на взятки потратил, чтобы клуб открыть позволили, а дело замяли. Ты представляешь, сколько времени потребовалось, чтобы вновь клуб сделать прибыльным?