Долго стоял он в раздумье, весь терзаясь болью. А поодаль пышным кустом возвышался Геракл. Видел он раздумье Хирона и ждал, не нужны ли будут титану руки Геракла.

И вдруг топнул могуче Хирон копытом и издал грозный клич титанов. Содрогнулось его тело под листвою, и брызнул из-под листьев черный яд. Застонал тяжко титан от лютой боли. Сжал он крепко ладонями голову и снова топнул обземь, под вторичный титанов клич. Но не грозным призывом, а высокой жалобой прозвучал его второй клич к титанам Уранидам. Уже шаталось, корчась от мук, тело Хирона, и словно черный пламень вставал от него в воздухе. Еще сильнее застонал Хирон, еще крепче сжал ладонями голову и в третий раз топнул обземь передним копытом. Но не мог он уже в третий раз выкликнуть клич: только стонущий возглас протянулся вдаль, и столько было в нем печали, что выпустил суровый Истребитель титанов из рук пышный куст и протянул эти руки к титану Хирону.

И вот донесся до Геракла из тартара подземный голос сверженного Крона:

– Я слышу тебя, Хирон. Говори.

Но Хирон лежал уже, повалившись на бок, на земле, в псе его конское и человеческое тело содрогалось и пылало.

Тогда шагнул к нему Геракл на помощь. Только шаг сделал герой к Хирону и остановился.

Рано ты шагаешь, герой. Не дошло еще дело до Геракла. Еще был Хирон бессмертным титаном, сыном Крона.

К земле лицом припал поверженный болью кентавр, и прозвучал в мировой тишине его тихий голос:

– Крон, где тело бога Асклепия? И ответил голос Крона:

– Нет Асклепия в тартаре. Он в ущелье...

Но словно тяжкие медные колокола ударили под землей, в глубинах тартара, долгим стоязыким гудом, и этот гром и гуд заглушили последние слова Крона. Там стражи титанов, Сторукие, грянули в медные стены тартара медными палицами на голос древнего Уранида Крона, отца Зевса и Хирона.

Смолкло все. Только слышно было, как стучит сердце Геракла: тоже как колокол.

Долго-долго пролежал так Хирон на земле. Почернела вокруг него почва, и все живое вблизи умерло. Снова стоял Геракл пышным кустом поодаль и ждал, когда будет нужен титану Геракл.

И вот уперся Хирон рукой об землю и приподнял слегка свое человеческое тело. Опущена была его голова бога, и вся она побелела. Исчезло ее золото и сбежало серебро с бороды. И, как у смертных, рассекли лицо Хирона впадинами морщины. Только глаза его еще сияли бессмертием и мыслью.

Встал Хирон на ноги только к ночи. И, когда встал, под ним - на том месте, где лежало его тело, - дымилась и тлела земля.

Снова двинулся в путь Хирон, и снова медленно шагал за ним поодаль, неприметно для Хирона, Геракл, продолжая свое тихое дело.

И впрямь, тихое дело свершал Геракл, но было это тихое дело большим.

...Ночь. Тьма

Но Хирону был нужен свет.

Тогда подошел Хирон к смолистой сосне. Сделал себе

факел, и сам собой запылал тот факел от жара, исходившего из тела Хирона. С пылающим факелом в руке продолжал могучий волей кентавр свой путь, чтобы найти то незнакомое ему ущелье, в котором лежало тело Асклепия. Всю силу своего прозрения напрягал он в пылающем от яда теле кентавра, но не открывался его взору образ Врачевателя-бога.

Так шли всю ночь Хирон и Геракл, заглядывая по дороге во все ущелья, и уже подходило время к рассвету, к тому времени, когда прячутся под листья и в щели все комары и мошки, как вдруг услышал Хирон возле уха тонкий зуд в воздухе и еще более тонкий и звенящий голос. Говорила мошка, самая крохотная из всех мошек на свете:

– Хирон, ты ищешь Асклепия. Он скрыт в ущелье Мхов. Я расслышала слово Крона. Давно бы я тебе об этом сказала, но лишилась я от страха голоса - так страшно ударили Сторукие в медные стены тартара. Я все время сижу у тебя на реснице и греюсь. Ночь холодна. Следуй за мной: я поведу тебя в ущелье Мхов.

И пошел сын Крона, мудрый Хирон, за мошкой, а позади него вдалеке шагал Геракл.

Когда солнце снова было на полдне, дошел Хирон до ущелья Мхов под водительством мошки и сразу увидел сверху, сквозь высокий мшистый покров, лежащее в глубине ущелья тело Врачевателя-бога.

Но еще надо было ему спуститься по крутой стене ущелья вниз и поднять моховую покрышку. Обрадовалось сердце титана-страдальца, и почувствовал он в себе снова бодрость. Снова собрало свои силы его великое мужество, и стал спускаться Хирон в глубину ущелья, к Асклепию. Тянулись угрожающе к нему пальцы мхов, но тотчас отпадали, сгорая, так как гибелен был для них жар тела кентавра.

Высоки и богаты копры мхов над Асклепием-богом.

Но сорвал Хирон этот покров мхов, и открылось ему тело Асклепия.

Лицом к небу лежал бог-Врачеватель, и таким светлым лежал он там, что казалось, будто Сон бережет здесь его юность. И уже простер к нему Хпроп руки, чтобы поднять бессмертное, теперь мертвое тело и вынести его из гробницы-ущелья. Но внезапно отдернул руки и отвел их далеко от Асклепия. Только сейчас вспомнил врачеватель

кентавр, что не должен он касаться руками тела Врачевателя-бога. Страшный черный яд, бушующий в теле Хирона делал его прикосновение ядовитым. Истлевало тотчас всё живое. И снова тяжко вздохнул кентавр. Снова пришло к Хирону горе. Уже давно переливалось оно через край сосуда, но Кронидам, видно, все еще было мало.