Чертов Мартинес.

Я собираюсь набить ему морду, как только выберусь из этого лабиринта.

Когда троица уходит, я встаю с колена, каждый дюйм моего тела кричит в знак протеста, а затем я продолжаю медленно пробираться через лабиринт, дважды возвращаясь назад после каждого тупика. Это разочаровывает и затягивает, особенно теперь, когда я иду босиком, и несколько раз натыкаюсь на студента без сознания или на загадочную лужу крови, от которой у меня сводит живот.

Настоящий ужас начинается, когда я нахожу еще одну комнату, на этот раз с огромным водоемом, и я начинаю паниковать, что нашла пресловутый пруд, потому что не уверена, что смогу сейчас сражаться с морским существом.

Однако у меня есть только один путь, и это дверной проем, вырезанный с другой стороны.

Я ни за что не пойду вплавь, даже если бы меня не предупредили, потому что вода воняет, а я не хочу сейчас блевать. С одной стороны есть камни и валуны, по которым я могла бы перебраться, но мои желеобразные руки ненавидят этот вариант, поэтому я на секунду обхожу кромку воды, как будто могу создать прочный мост, используя только свое отчаяние.

Не повезло.

Приходится карабкаться по скалам. Мелкие камни впиваются мне в ступни, а большие валуны немного сдвигаются под весом моего тела, что одновременно и обидно, и тревожно. Я вскарабкиваюсь на самую высокую точку, а затем беру секунду, чтобы отдышаться и попытаться вернуть силу в руки. Теперь я понимаю, как сильно помогли мне эти тренировки, потому что я шестимесячной давности была бы обмотана лианами.

С этой точки обзора мне сразу видно, как близко я нахожусь к центру, и, черт возьми, близко. Я запоминаю путь и благодарю Бога за то, что забралась на эту дурацкую штуку, потому что есть три комнаты, которых я могу избежать, если сделаю все правильно.

Я не вижу Гейба, но в одной из комнат чертовски огромный снежный барс борется с… ладно, это так мерзко, что мне не хочется этого даже говорить, но в одной из комнат чума крыс, и я вдруг понимаю откуда все эти крики, потому что нет. Нет, я лучше столкнусь с тихой и отсутствующей прудовой сукой, чем с миллионом больных и отвратительных крыс, спасибо.

По моей коже ползут мурашки, словно я могу потерять сознание и умереть, поэтому я решаю, что пора убираться отсюда и молиться, чтобы стены не двинулись на меня, потому что, черт возьми, хоть раз мне нужна удача!

Как только я начинаю сползать по другой стороне скалы, я сталкиваюсь лицом к лицу с этой прудовой сукой, и мне так хочется стереть ее из памяти, потому что твою мать, кошмар, она отвратительна.

Это существо когда-то было человеком, я думаю. Ее кожа посерела и сползла с костей черепа, волос почти не осталось, только маленькие пучки, торчащие вверх небольшими участками. Ее зубы сломаны и остроконечны, она смотрит на меня молочно-белыми глазами, ее челюсть хлопает, как будто она задыхается, и я официально никогда больше не усну, потому что эта сука определенно будет преследовать меня.

Ее рука обхватывает мою лодыжку, грязная прудовая вода капает с ее кошмарного тела на голую кожу моей ноги, и все, что о чем я могу думать, это о том, что могу подцепить от нее какого-нибудь плотоядного паразита.

Я выключаю ту часть своего мозга, которая сходит с ума, и включаю режим выживания, хватаясь за края скалы, а затем замахиваясь свободной ногой вверх, чтобы нанести хороший удар, сначала по ее плечу. Когда это не помогает, я бью ногой в лицо, ее зубы режут пятку моей ноги, но с булькающим криком ее рука ослабевает настолько, что я могу вывернуть ногу.

Я скатываюсь вниз по скале, сдирая кожу на бедрах и обдирая руки, но отчаянные времена и все такое. Когда я приземляюсь на дно, разбив задницу и выбив из себя дух, я бегу прочь так быстро, как только позволяет мне мое разбитое тело. Даже когда я переступаю порог комнаты и выхожу обратно в коридор, я продолжаю ползти, и булькающие звуки прудовой суки отражаются от кирпичных стен.

Я ухожу из этого проклятого класса.

На руках и коленях я огибаю два поворота, прежде чем, наконец, переставляю свою гордость и с трудом поднимаюсь на ноги. Нос заложен, глаза щиплет, в груди клокочет при каждом вдохе, но я жива.

Мне понадобится целитель, как только я выберусь отсюда, и я голыми руками переломаю Норта пополам, если он попытается помешать мне получить доступ к нему.

К счастью, к счастью, стены остаются на месте, и я добираюсь до центра этого чертова лабиринта. Мое тело рушится на землю в тяжелом, трясущемся беспорядке.

Чертов центр этого тупого, убийственного, мудацкого лабиринта.

Я даже не успеваю почувствовать гордость за себя, порадоваться тому, что прошла его сама, ни разу не воспользовавшись своим даром, потому что обнаруживаю Зоуи и Брентона, пробегающих через дверной проем в другом конце комнаты, их глаза на секунду задерживаются на флаге, прежде чем они замечают меня здесь.

Зоуи ухмыляется, направляясь ко мне, ее майка обтягивает грудь и насквозь промокла от всего, с чем ей пришлось столкнуться в лабиринте, но в целом она выглядит в миллион раз лучше, чем я. С чем бы она ни столкнулась, Брентон принял на себя всю основную тяжесть. Он сильно пострадал, как и я, но все еще стоит на ногах.

Мои глаза метнулись к флагу в нескольких футах от него, но с «ходячим хлороформом» здесь, у меня нет шансов получить его.

Я ненавижу эту суку.

Я чувствую, как ее дар овладевает мной, как его яд касается моей кожи и течет по моим венам. Мое тело уже настолько привыкло к этому обычному пятничному происшествию, что я не удивляюсь, когда из моего носа начинает капать кровь, и рот также наполняется ею.