Накатившая очередная волна оставила на мокром песке тяжёлое чёрное ожерелье из мелких мидий, нанизанных на верёвку, с запутавшейся звездой и обрывками кудряшек морского винограда. Так и тянется рука примерить.

Шум крыльев над головой отвлекает внимание. Странная картина открылась, когда облепившее возвышение чайки, чем-то встревоженные, скрылись в морском просторе. На самой кромке возник старый, видавший виды стул с инвентарным номером на боку. Он серьёзен, будто медитирующий человек, смотрит одновременно вдаль и вглубь. Почему бы не разделить с ним наблюдение.

Усаживаюсь на стул, смотрю, как набегают волны, несущие песок. Почти растворяюсь в вечности, если бы не мешал посторонний звук. Пробивается шуршание бумажного листка и тихий женский голос, перечитывающий написанное:

"Милый друг, как бывало в детстве, чистосердечно признаюсь: я тебя очень люблю, ты мне всё так же дорог и близок. Сегодня закончился мой последний рабочий день в библиотеке.

Теперь я вольный казак. Выпросила свой старый служебный стул в подарок и отправилась на наше любимое место, 96 километр. Играла с медузами, плавала, собирала янтарь, перекусывала, как мы с тобой любили – чёрным хлебом с маслом, читала твои стихи…

Помнишь, мы детьми мечтали жить на море всегда-всегда?

Исполнилась мечта – мы с моим верным стулом, как только захотим, будем жить на море. Ты мысленно – всегда рядом. Разве это не чудо"?! Последовал долгий вздох и аккуратный шелест бумаги.

Порыв ветра сорвал веточки засохшего винограда и помчал его в море. Попутешествовал и баста. Между тем, Невидимый художник нарисовал новое акварельное небо, без барашков. Надо бы сделать фото на память об осенних играх, когда море, берег, ветер и небо живут своей вольной, потаённой жизнью.

Так мог бы жить и человек.

Если ты женщина, пусть даже не капризная, всё равно изредка тебя подстерегают желания, без которых можно обойтись. Но вот забыть не удаётся. Как червь-короед точат и точат…Так случилось у меня нынешним летом с форелью. Серебристая в пятнышках форель стала мерещиться повсюду. Я её видела во сне, плавала вместе с ней. В толпе мне попадались женщины в платье в горошек, так напоминающих раскраску вожделенной рыбки.

Нет-нет, я не была беременна и вкусовыми извращениями не страдала. Просто хотела съесть жареную благородную в крапинку форель с жареной картошкой. Вообще-то у этого каприза была предыстория. Мы с мужем получили от его отца свадебный подарок – две путевки в дом отдыха "Салют". Отдыху мешал донимавший нас голод. Чтобы заглушить его, мы много гуляли. Роскошный особняк прошлого века был за несколько дней изучен вплоть до последней балясины и запечатлено каждое дерево.

По залам и коридорам со скрипучими полами тихо, как тени, передвигались пять сотен личностей – милицейских служащих, привыкших держать язык за зубами, хранили молчание от скверной съеденной пищи. Двухдневные щи состояли из осклизлой капусты и расплавленного свиного жира. В качестве десерта давали чёрные бананы, уверяя, что мы, провинциалы, не знаем самого лучшего сорта.

После каждого обеда нескольких бедолаг отвозили в районную больницу за пятьдесят километров. И дальнейшая судьба их оставалась неизвестной. Только людей в столовой становилось всё меньше и меньше. Может быть, они отдыхали уже в другом месте? Некоторые ездили поесть в Сочи, возвращались пьяненькие и довольные.

Меня тоже скрутил приступ желчнокаменной болезни. После манипуляций в пропахшей хлоркой больнице, промывания и двухдневного голода, несмотря на слабость, я упросила мужа поехать в Сочи поесть. По дороге он рассказал мне, как они с папой в детстве ели в Сочи жареную форель. И он кажется помнит, где это было.

Нимало не сомневаясь, что мы найдем место, я торопила его. Пока мы ехали на тарахтящем пустом автобусе мимо огромных вычурных особняков управленцев, адвокатов… Водитель называл их имена, приглушив голос. Вкус, запах, изумительная, прекрасная, распластанная на сковородке серенькая рыбка в красную крапинку, преследовала. Я думала с грустью, что адвокаты, небось, едят форель каждый день.

Когда мы приехали в Сочи и стали искать место, оказалось, что муж его забыл. Слёзы не помешали мне напрячь обоняние. Я стала методично обходить безлюдную площадь изо всех сил принюхиваясь. И, о чудо! Мы оба учуяли запах жареной рыбы с той стороны, где игроки в нарды время от времени по-птичьи выкрикивали непонятные заклинания.

К дощатому киоску, почти скрытому ветками ивы, нас понесло как сайгаков к водопою. Божественный запах приближался, открылся киоск с задранной решёткой. Внутри, румяная от жара, полноватая, перепеленатая белым халатом женщина, на простейшей печке, топившейся дровами, жарила форель с картошкой. Всё! Мы остановились как вкопанные.

– Вам что, молодые люди? – обратилась она с мягким южным распевом.

– Как что! – задохнувшись пошёл в наступление муж.

– Да мало ли чего можно пожелать – миролюбиво отозвалась повариха. – У нас молодое вино, пиво, вода плодово-ягодная, мороженое....