Шрифт:
*
Когда они с сыном вышли на устланное коврами крыльцо, во дворе закричали приветствия. Народа там было много. Те, кто явился из дальних окраин, держались особняком. Остальные — сбились толпой.
— Вот и пришли ко мне, дорогие гости, — сказала Ильдика. — Позвала вас не ради веселья, а ради доброго дела. Рассылайте вести во все концы. Собирайте дружины. Скликайте тех, кто может держать оружие. И пойдем на подмогу аттиле.
Не успела она умолкнуть, как во дворе зашумели. Одни говорили о том, что скоро начнется зима, и кони увязнут в сугробах. Другие о том, что аттила вернется сам. А раз до сих пор не вернулся, то и подмога ему не нужна.
Ильдика смотрела на них растерянными глазами. Аттила в беде. А они испугались сугробов!
— От ваших речей даже небо померкло, — произнесла она с горечью. — Я никого не хочу неволить. Раз уж приехали — отдыхайте, гуляйте в Кийгороде, а потом уезжайте в свои края. Пускай останутся только те, кто согласен идти в поход.
И толпа во дворе потихоньку стала редеть.
— Позови нас весной, когда распечется солнце, — говорили Ильдике. — А зимой медведи сидят по берлогам.
Ильдика не ожидала такого исхода. Только что во дворе было густо, и вот никого не осталось, кроме зевак.
— Почему они разбежались? Нам никто не хочет помочь? — спросил у матери маленький Ирна, не понимая, что происходит.
У Ильдики дрогнули губы. Она наклонилась к сыну, чтобы ответить, и вдруг услыхала знакомый голос:
— Я помогу, если надо.
От зевак, словно тень, отделился кто-то высокий, крупный, с курчавой седой бородой и медленно подошел к крыльцу.
Охранники, лязгнув мечами, ринулись было его задержать, но Ильдика остановила их быстрым движением руки.
— Не трогайте. Это друг, — сказала она, и лицо её осветилось радостной улыбкой.
Перед ней стоял Онегесий, все такой же кряжистый и могучий, нисколько не постаревший за время разлуки. Несмотря на седую бороду, он выглядел даже моложе, чем раньше.
*
Ильдика отвела его в терем, а сына оставила на попечение нянек.
В чертоге с низкими расписными сводами и крепкой мебелью из мореного дуба они сидели вдвоем. Ильдика, сложив на коленях руки. Онегесий, уперевшись в бок кулаком. Он был уверен в себе, богато одет и вальяжен. Подбитая шелком накидка молодецки свисала с плеча.
— Давно тебя не было видно, — сказала ему Ильдика. — Где же ты пропадал?
— На Волхе. Теперь я, вроде как, сам по себе. Услышал, что ты зовешь и решил наведаться в гости.
— Другие тоже наведались, но помочь отказались. С твоей стороны благородно, что поступаешь иначе. Аттила этого не забудет…
— На него мне плевать, — перебил Онегесий. — Я собираюсь помочь не ему, а тебе. Так что сама решай, согласна ты или нет.
Конечно, согласна, удивилась Ильдика. Разве может быть по-другому?
— Сколько людей у тебя в дружине? — решила она уточнить.
— Нисколько, — огорошил её Онегесий. — У меня и дружины-то нет.
— А как же…
— Наберу, если надо, в Великой Степи. Там меня знают.
— Так ведь это будет не скоро? — упавшим голосом произнесла Ильдика.
— К весне. А точнее — к началу лета, — сказал Онегесий. — Во дворе тебе говорили дело. Зимой под снегом дорогу не видно, и от холода некуда деться. В таком походе только людей морозить.
— Но до лета ждать невозможно. Ко мне приезжал посыльный. Я думаю, что аттила у римлян.
— А где он, посыльный?
— Уехал обратно. Или ты мне не веришь?
— Тебе-то я верю. А вот посыльному нет. Армия гуннов разбита. И те, кто там был, уверяют, что аттилу смертельно ранили у них на глазах. Может, его и в живых-то уж нет…
— Неправда. Я знаю, он жив!
— Тебе он так дорог? — спросил Онегесий, слегка прищурясь. — А чего же уехала с братом, когда он тебя позвал?
— Да по глупости, — улыбнулась Ильдика. — Из-за того, что был маленький ростом …
— Ха-ха-ха, — не выдержал Онегесий. — Ох, прости, такого я раньше не слышал. Потом, значит, вырос и отношение поменялось?
— Не поменялось. Осталось таким же, как прежде. Сердцем я всегда была с ним. Думала, что теперь будем вместе. Только он меня не простил. Считает, что я его предала.
— И ты решила доказать свою верность?
— Нет, я просто хочу его выручить.
— Несмотря на то, что уехал к другой?
Онегесий, видимо, знал о письме Гонории.
— Несмотря на это, — сказала Ильдика, потупясь. — Он не покинул меня в беде. И я его не покину. Остальное пусть будет, как будет. Насильно мила не будешь.