— Ах, Максичек… — ну, может, духовного родства у них и нет, но слышать это Максу приятно.

Дел было полно — сначала готовил отчет по «Сеялкам и веялкам», Эльвира разрешила ему вернуться, с обещанием не перерабатывать, она лично следить будет.

Потом Макс экстренно заменял инженера сцены в магическом зале — тот лег в клинику, а Макс достаточно уже изучил все простые трюки, чтобы очередь, жаждущих чудес, не застаивалась.

Особенно ему удавался полтергейст. Макс ловко орудовал электромагнитами под сценой и за кулисами, так, что Эльвира поражала воображение простодушных граждан тем, что она силой мысли или, договорившись с духами, может заставить перемещаться металлические предметы… Также ловко управлял магическими буквами: простодушные граждане задавали духам вопрос, Макс, вися на балке, над сценой, получал нужный ответ на свой телефон и управляя системой магнитов, перемещал металлические буквы в воздухе, составлял левитирующее слово… Это было сложная работа, требующая координации и точности. И Макс вообще ни о чем не думал, кроме как не уронить букву, полностью сосредотачивался…

Это вообще было удивительно, что в век интернета и космоса находятся доверчивые простаки, которые верят в весь этот цирк!

— Даже если люди будут жить на Марсе, то все равно найдутся готовые платить за чудеса, — объяснила мадам Эльвира, — потому, что некоторым(да большинству!) не нужна правда, им нужно то, что они хотят видеть или слышать. Нужно снять с себя ответственность… Что такое чудо, Максик? Это когда что-то случается, но ответственности за это нет. Чудо. Карма. Воля небес.

…В общем, не скоро нашел время рыбаку позвонить. А теперь телефон не отвечал. Макс звонил и звонил — без толку. Пристал к Эльвире. Она долго упиралась — телефоны заказчиков не раздает кому попало, но потом сдалась.

— Максик, ты снова слишком вовлекаешься, — пожурила Эльвира его, — это напрасная трата твоего эмоционального ресурса, нельзя так работать с людьми — быстро выгоришь, — но продиктовала номер той сестры.

Сестра рассказала, что рыбак сейчас в хосписе, при смерти, вопрос дней. Она приехала, чтобы его провести. Да, Макс может прийти. Наверное, не против, но ему тяжело говорить…

— Привет, — сказал рыбаку, пожал руку. Тот сжал пальцы как мог, — ну, это… простите, что не приходил, так на работе завертелся…

— Хорошо, что работа есть, — сказал слабым голосом рыбак, — Рыбачишь?

— Да холод ведь собачий… И, это самое… И сам я не хочу, с вами хочу рыбачить, — Максик вдруг стал маленьким мальчиком, вцепившимся в руку.

— Ну-ну, малыш, — сказал умирающий человек взрослому, малознакомому мужчине, — Я бы рад, но тут такие дела, сам понимаешь… Поймаешь еще большую рыбу. Найдешь большую любовь…Ты же везунчик.

Медсестра добавила еще лекарства и больной заснул. Макс отправил сестру отдохнуть, раз уж он пришел, а то вид у нее был не очень. Сидел в кресле, думал себе, думал… Как ему бы хотелось вот такого папу. Чтобы рыбу ловить, мяч кидать и «ну-ну, малыш» говорил. И Макс вообразил себе, что этот рыбак — его папа, Макс ведь актер и мог вжиться в роль персонажа полностью, и на этот раз он был режиссером сам для себя.

— Максик, — позвал его рыбак. Он помнит имя своего случайного приятеля по рыбной ловле.

— Я тут, — Макс сел на кровать.

— Мне, Максик, всегда хотелось такого сыночка как ты. Чтобы после меня осталось что-то на земле… А ничего нет.

— А можно я буду вашим сыночком? — семилетний Максик вцепился в руку, — ну, если никого нет, можно мне быть? — Макс ныл так, как когда маленькое дитя просит купить что-то дорогое. Самое дорогое.

— Хорошо, — ответил рыбак. И умер.

Ну, это… Суета началась. Макс медсестру вызвал, доктор пришел, сестра несчастная прибрела — вот только она на минутку отлучилась… Макс, со стеклянными глазами и окаменевшим лицом, сидел с сестрой, пока муж той не приехал.

— А вы кто? — спросил муж сестры.

— Я никто, — ответил Макс и ушел. Ну, не скажет же он этим людям, что хочет сказать.

Шел по улицам, ноги сами свернули на улицу, где жила Эльвира. Макс всего раза три был у нее дома, она категорически запрещала являться без приглашения.

— Эльвира, Эльвира… — бормотал Макс в домофон. И она впустила его.

Он лег на ее мягкий белый ковер, положил голову ей на колени и начал рыдать. Да такой истерики у него в жизни не было — ни до, ни после! Маленький Максик плакал по бабушке — единственной, кто его любил. Плакал по маме — той, кого Максик любил больше всех. Плакал по папе, который у него был целую минуту! Он такой несчастный, он такой одинокий, никому ненужный и плохой, ревел, как белуга, в голос, бил пятками по ковру… Короче, ему было всегда стыдно это вспоминать. А Эльвира, к ее чести, никогда не напоминала.

Эльвира гладила своего, давида с распухшей рожей, по волосам, говорила какой Максик замечательный и очень хороший. Мама его любит. Папа Максика любит. Бабушка и дедушка. И Эльвира его любит, своего маленького Максика…. Ах, какие у него глазки, какой носик… И он такая умница, такой помощник. Очень ей помогает, только ему может доверить важное… Малыш уже совсем большой. Он проснется и станет взрослым.

— Я лучше этого Микки! — басом заревело двадцатичетырехлетнее дитя.

— Конечно, котик. В тысячу раз лучше этого мерзавца…