– Куда? – рыкнул мастер теней, поднимая голову от бумаг, но по-прежнему не глядя на меня. – А отчёт о проведённом эксперименте?

По ту сторону спасительного дуба тяжело вздохнули.

– Мастер Ладинье, мы же только что оттуда. Как только напишем, так сразу и принесём. Если в двух словах – ничего не вышло.

– А я что говорил… – пробурчал хозяин кабинета со странной смесью недовольства и удовлетворения. Вроде как досадно, что не получилось, зато подтвердил свой статус всеведущего ока. – Садись, сейчас допишу и поговорим.

Я не сразу поняла, что теперь обращались ко мне. За дверью радостно затопотали, удаляясь. На всякий случай выбрав стул поближе к выходу, присела на самый краешек, не выпуская из рук кофр. Не думаю, что убегу далеко в случае чего, но это не помешает мне попытаться. В случае чего именно я собиралась бежать, сама не знаю, но не просто так же суровые экспериментаторы боятся этого мастера теней?

Процесс письма затягивался. Я успела задремать несколько раз, роняя голову на грудь и оттого снова просыпаясь: все-таки по моему внутреннему времени уже давно перевалило за полночь. Часы, которые я проверила, пока сидела без дела, мерно тикали, но веры им не было, потому что, по их мнению, дело было не к двенадцати, а к шести утра. Телефон же, который я всегда таскала в заднем кармане джинсов, куда-то подевался во всей этой кутерьме. Собственно, даже в машине я его уже под собой не чувствовала. Значит, либо он остался под завалами и был утилизирован вместе со всем остальным, либо вообще не переносился вместе со мной.

О факте переноса в другой мир я старалась не задумываться, потому что меня начинало колотить в предчувствии душевной такой истерики. А сейчас для нее, как и для многого другого, не время и не место.

Наконец мужчина за столом соизволил дописать последнюю строчку, витиевато расписался, поставил, подышав, самую настоящую печать внизу листа и поднял взгляд на меня.

Я невольно еще плотнее вжалась в спинку стула, жалея, что тот стоит у стены и отодвигаться больше некуда.

Трепещущий на неощутимом ветру язычок огня в лампе отбрасывал причудливые тени на скульптурно вылепленное лицо. Тонкий шрам над бровью не портил, а скорее оттенял идеальность черт, придавая классическому облику залихватски-пиратский налёт. Никаких забрал и металлических деталей, даже без косичек и моноклей мастер обошёлся. Классического покроя двубортный пиджак; рубашка с неожиданным обилием рюшей и воланов у горловины смотрелась на удивление уместно, навевая ассоциацию с вампиром из старого фильма.

Я поежилась. И так у меня мурашки по коже от темноты и тишины вокруг, еще и подсознание не помогает, подкидывая воспоминания о просмотренных ужастиках.

Поразглядывав меня с минуту, мастер теней полез в ящик стола, извлёк оттуда монолорнет – толстую линзу в вычурной металлической оправе на длинной ручке, и изучил меня сквозь нее. После чего вытащил из стопки чистый лист бумаги и застрочил с новой силой.

Разочарование нахлынуло вместе с облегчением. Пытать не стали – уже хорошо. Но меня выпускать отсюда не собираются, что ли? Так и буду сидеть?

– Имя? – перо на мгновение зависло над столом, и темные провалы глаз, цвет которых в неверном свете лампы я различить не смогла, снова уставились на меня. Он заполняет на меня какой-то документ, дошло наконец.

– Аделаида Попова, – четко, чуть ли не по слогам произнесла я. Привыкла на международных показах, что иностранцам наши имена кажутся чем-то непроизносимым. И вообще, обычно я сокращаюсь до Ады. И даже привязчивая дразнилка «Ада из ада» меня не коробит. Наоборот, я первая над ней хихикаю, а потом делаю грозный вид и обещаю с собой в тот ад утянуть.

Дошутилась, да. Утянули.

– Магии нет. Против короны замышляете недоброе? – продолжая таращиться на меня сквозь увеличительное стекло на палке, уточнил мастер теней.

– Нет! – со всей возможной убедительностью замотала головой я. Корона – это дело такое, против нее замышлять себе дороже.

– Род занятий? – взгляд скользнул по моей запылённой водолазке, задержался с подозрением на кофре и оценивающе замер на ногах, обтянутых джинсами, так что я с трудом подавила желание подобрать их под себя. Прикрыть-то все равно нечем.

А я, наивная, думала, что консервативно оделась! Ну кто же знал, что меня занесёт в аналог викторианской эпохи. Судя по женщинам, которых я заметила на улице, на мне сейчас чистая провокация, и, если бы не трое сопровождающих, вряд ли я далеко бы ушла.

– Мастер макияжа! – выпалила я, и мужчина мгновенно потемнел лицом. Зародившееся было снисхождение куда-то мигом улетучилось.

– Не советую повторять сию крамолу в людных местах, – холодно посоветовал мне он, откладывая в сторону лорнет. – Мастерами бывают только мужчины, тем более не придумывайте несуществующих профессий. И не врите.

Хоть я и не врала совершенно, послушно пошла на попятный и не стала настаивать на половом равноправии.

Опять же, не время и не место.

Взамен я пристыженно потупилась и пробормотала:

– Художник.

Слышала эту версию, когда меня нашли. В принципе, кошку нарисовать так, чтобы ее отличили от стула, я сумею, да и кистей полон чемоданчик. Так что версия вполне рабочая. Мастер теней ею тоже удовлетворился, поощрительно мне кивнул и вернулся к заполнению бумаги.

Что он там писал, не знаю – мне никто ничего подписывать или проверять не предлагал. Закончив, Ладинье снова приложил к документу штамп, – кажется, уже другой – помахал листом в воздухе, просушивая, и отложил в сторону. Окинув меня еще одним оценивающим взглядом, мастер черкнул еще несколько строк на небольшом клочке бумаги и протянул мне.