Я упорно настаивал на присутствии Виты. Когда в кафе подвозил, когда в гости к матери пригласил. Думал, смотреть на неё не смогу после выходок дурацких. Меня вполне устраивало заочно знать, что у неё всё хорошо. Но нет, наоборот. Смотреть хотелось. И целовать, трогать, гладить. Такую нежную, красивую, чистую. Она будто побуждала меня жить. Здесь, сейчас, вчера и завтра. На латинском vita означает «жизнь». Для меня она сама была этой жизнью.

Встаю с дивана, потому что воспоминания вызывают очередной приступ зуда. Неконтролируемый. Иду в душ, долго стою, упершись ладонями в настенную плитку. Выхожу, потому что отпускает, но ненадолго. Достаю мази, обрабатываю живот. Помогает отлично, но до спины я не дотягиваюсь и впервые начинаю жалеть о том, что попросил Тамилу не приезжать сегодня.

Впрочем, видеть её после Виты совсем не хочется.

Вита

— Ну же! Не молчи! — умоляет Катя, когда мы закрываемся в сестринской на обед.

— О чём рассказывать-то?

— Ты издеваешься? Вчера с работы сбежала со своим бывшим, а теперь говоришь, что рассказывать нечего? Не поверю!

Катя ждала рассказа полдня, а я вела себя как партизан и ни слова не промолвила. Держала интригу.

Подруга греет контейнеры с едой в микроволновке, включает чайник. Смотрю на то, как она старается, и даже смешно становится.

— Всё прошло хорошо. Душевно посидели, потом Кирилл отвёз меня домой. Ему по пути было. Сказал, что постарается помочь, — отвечаю я, принимая чашку горячего чая.

— Ну вот! А я тебе что говорила? — улыбается Катя. — Он ради тебя на всё готов! Так смотрел тогда в машине, что даже у меня мурашки шли по коже.

Я цокаю языком и отвожу взгляд. Делаю глоток обжигающего чая. Обычно Кирилл смотрел, ничего особенного. По крайней мере, я ничего не замечала ровно до вчерашнего вечера, когда Самсонов накинулся с поцелуями во дворе дома. Это было очень неожиданно! Он целовал, трогал и нагло раздевал. А я стояла, как дура, со спущенным платьем и обнажённой грудью. И ничего не могла с этим сделать! Потому что боялась его отказа. Ага. Господи, да кому я вру? Потому что тоже этого хотела. Не дай бог кто-то из соседей увидел бы и доложил бабушке о том, чем занималась её внучка… Я бы со стыда сгорела!

Другое мучает. Чисто женское любопытство. Всю ночь и утро об этом думала. Если Кирилл вёл себя настолько несдержанно, означает ли это, что в отношениях с новой женщиной у него не всё гладко? Или просто захотелось развлечься и вспомнить прошлое?

— Майя теперь будет жить с тобой и бабушкой! — продолжает Катя. — Чудесно же!

— Да, чудесно. Сестра нормальной жизни не знала. Родители — алкоголики, дома есть было нечего, одежды никогда новой не покупали. Если бы не бабуля, которая всегда о ней заботилась, Майя бы пропала.

— Какая бабушка у тебя молодец!

— Согласна.

Правда, утром мы с бабушкой нехило повздорили. Она посчитала, что я сижу, сложив руки, и ничего не хочу делать для того, чтобы забрать сестру. Будто это так просто! Сказала, что у меня дырявая голова — несчастные справки забыла! Я грубо ответила, вспылила. После чего бабуля психанула и сообщила, что как только опека отдаст нам Майю, она свалит из Москвы в деревню и заберёт сестру с собой. Слова о том, что так не пройдёт, — не действовали! Опека будет как минимум ежемесячно в течение первого года заявляться ко мне в квартиру и интересоваться тем, как я справлюсь с обязанностями. А просто забрать Майю и свалить в посёлок… Да не выйдет так!

— Не обращай внимания, — отмахивается Катя. — Она уже старенькая, не понимает, что получить одну несчастную справку — это целый квест! Можно убить всю нервную систему. Останется бабуля в столице, никуда не денется.

— Хорошо бы. В Москве для девочки больше возможностей. Я запишу её в хорошую школу, художку. Майе понравится, я уверена!

— Всё получится, Вит! — Катя кладёт ладонь на моё плечо и слегка сжимает в знак поддержки. — Но ты главное мне скажи: что ты должна будешь Кириллу в обмен на помощь?

Дверь в сестринскую с грохотом открывается, на пороге показывается Галина Николаевна. Она стоит, уперев руки в бока, и сверлит нас суровым взглядом. Иногда я ловлю себя на мысли, что ужасно боюсь её!

— Обед давно закончился!

— Ещё три минуты! — возмущается Катя, ткнув в циферблат указательным пальцем.

Я так спорить не умею, поэтому виновато вжимаю голову в плечи.

— На моих часах закончился, — цедит старшая. — Марш на свои места.

Быстро подскочив с дивана, мою чашки. Переживаю, что нам влепят выговор и выкинут из клиники. Это Катя ничего не боится. Она умеет и даже любит пререкаться с Галиной Николаевной.

Вытерев руки полотенцем, несусь в манипуляционную. Сверяюсь с назначениями врачей, готовлюсь к активной работе.

В пятую палату поступила девочка. Молоденькая, хорошенькая. Едва старше девятнадцати. Беременная, срок чуть больше восьми недель. У неё угроза прерывания, сильное кровотечение. Родители решили доставить её к нам. Я так прониклась историей девушки, что переживаю так же сильно, как она сама.

— Как себя чувствуешь, Алёна?

— Не знаю, — пожимает она плечами. — Кровит, но значительно меньше.